Rambler's Top100


"Русское самосознание"


Главная

Последний номер

Архив

№ 5
Общество

Библиотека

Ссылки
Информация

Пишите!
философско-исторический журналbanner.gif (256 bytes)

Содержание выпуска №5

В.И.Ламанский (1833 -1914)

Чтения о славянской истории
в императорском С.Петербургском университете

Чтение I

Изучение славянства и Русское народное самосознание

Милостивые государи! Отправляясь в земли мало знакомые, мы предварительно запасаемся о них сведениями из книг или от людей бывалых. Попавши в новую местность, мы прежде всего стараемся опознаться, найти какую-нибудь возвышенную точку, с которой бы легче было окинуть её взглядом, измерить. Изучение наук есть тоже хождение в незнакомые земли, также дарит нас новыми впечатлениями, открывает нам новые, далёкие кругозоры.

Приступая к изучению Славянской истории, постарайтесь же, мм. гг., стать на такую точку, с которой бы вам всего яснее обличился этот предмет, по крайности в главных очертаниях. Эта искомая точка не вне вас, а в вас самих находится. Это – ваше самосознание. Какое же к нему имеет отношение изучение Славянского мира в его прошедшем и настоящем?

Я сказал: ваше самосознание, разумея личное самосознание каждого из вас. Но этим не ограничиваюсь, и во всех вас предполагаю, сверх вашего личного, и обще-русское народное самосознание. В самом деле, можно ли и следует ли отделять самосознание личное от народного? Что же такое личное самосознание, как не постижение собственных сил и способностей, как не понимание собственного положения, своих отношений к людям, своих прав и обязанностей? И достижимо ли сколько-нибудь полное развитие личного самосознания без постижения сил и способностей своего народа, без понимания своего отечества, его отношений к соседям, его исторического призвания?

Однажды, во время Пелопонесской войны, Афиняне, в следствие разных невзгод и больших семейных утрат, предались было отчаянию и стали громко роптать на Перикла; тогда, по словам Фукидида (II, LIX – LX), этот великий государственный человек собрал вече и убеждал граждан не падать духом. В своей прекрасной речи, гениальный Эллин выразил, между прочим, ту глубокую и верную мысль, что общее благосостояние отечества более приносит пользы гражданам, чем личное благополучие отдельных граждан при общем упадке страны; человек счастливый сам по себе, тем не менее, гибнет вместе с погибающей родиной, а несчастный в отечестве цветущем гораздо легче себя сберегает.

Итак, даже личного счастья и благополучия, строго говоря, нельзя отделять от величия и благосостояния народа и отечества. Тем незаконнее и неизвинительнее разрыв личного и народного самосознания: без самосознания ни частные лица, ни целые общества и народы не могут пользоваться истинным счастьем и настоящим благосостоянием.

Величие же и благосостояние России и может, и должно выражаться в широком, свободном развитии её образованности, народного богатства и политического могущества. Образованность, гражданственность и внешняя политика каждой страны стоят теперь в самой тесной внутренней связи. Страна необразованная не может быть могущественна и уважаема соседями, тем менее – пользоваться внутренним благосостоянием; страна бедная, неблагоустроенная, всегда будет бессильна извне и скудна творчеством народного духа; в стране, бессильной извне, дурно защищённой и за слабость презираемой сильными соседями, граждане не могут долго и спокойно, без унижения народной чести и гордости, развивать народный труд и подвигать общее благосостояние, а зависимость народа от иностранцев всегда и везде препятствует процветанию наук и искусств.

Поэтому представившийся нам вопрос об отношении изучения Славянства в его прошедшем и настоящем к вашему самосознанию совершенно правильно может быть заменён следующим: "Какое имеет отношение изучение Славянства к успехам Русской образованности, гражданственности и внешней политики?"

Вникнув в современное состояние Русской образованности, легко заметить, что самые насущные потребности и важнейшие задачи Русского искусства, Русской литературы и науки внушают каждому мыслящему Русскому гражданину непременное желание поближе узнать, поглубже изучить мир Славянский, его прошедшее и настоящее.

История искусств раскрывает нам глубочайшую внутреннюю связь народного и личного художественного творчества. Чем богаче и разнообразнее у народа его безыскусственная музыка и поэзия, его народная речь и любовь к прекрасному, тем более в нём задатков для широкого развития личного художества, для роскошного в нём процветания поэзии и искусств. Сравнивая народное творчество Русское и вообще Славянское с Романо-Германским, мы находим, что оно не только его не беднее, но во многих отношениях даже гораздо богаче. Итак, ни народная художественная неспособность, ни даже недостаток грамотности и образования, хотя он имеет значительную долю влияния, ни скудость в личных дарованиях, – не это всё есть главная причина сравнительно низкого положения нашего искусства. Главная причина – несочувствие наших художников Русским народным идеалам и даже часто совершенное о них неведение – объясняется разрывом нашего самосознания с народным, ненациональностью того общества, в котором образуются художники. Утраченная цельность и порванные связи могут быть восстановлены не иначе, как возбуждением в нашей образованной среде Русского народного самосознания и критического отношения к Романо-Германской образованности, – строгим трудом мысли и анализа, скромным обращением с Русскою народною стариною и глубоким её изучением. Начатое в последнее время с особенною энергией изучение Русской народной речи и словесности, древних и старинных памятников Русской музыки, живописи и зодчества уже приносит свою пользу, и ещё более принесёт в будущем – доставлением драгоценных материалов для художественной критики. Дело Лессинга в Германии показывает, какую огромную услугу и нам может оказать критика в наступающий период освобождения Русской мысли от оков подражательности. Но изучение Русской старины, народной речи, словесности и музыки только тогда пойдёт у нас твёрдым, верным шагом и будет вполне отвечать современным требованиям науки, когда совершенно себе усвоит метод сравнительный и свяжется с изучением параллельных явлений у прочих Славянских народов. При ближайшем знакомстве с миром Славянским как же расширится кругозор Русского художественного созерцания? При общем коренном сходстве и внутреннем единстве, Славянский мир представляет удивительное богатство и разнообразие самых роскошных поэтических и художественных мотивов и образов, самых дорогих предметов для исторических и нравоописательных романов и драм, для фантастических и исторических опер, для жанра и исторической живописи. Подумайте о великом влиянии природы на человека и особенно об относительной простоте Славянского народного быта, о той близости Славян к природе, которая так живо выражается в их народной речи и словесности, во всей их бытовой обстановке, и представьте себе всё необыкновенное разнообразие природы на всём громадном просторе от Камчатки и берегов Тихого Океана до Чёрной Горы и Адриатического побережья, от Архангельска до Солуня и Константинополя, или от Белого до Мраморного и Эгейского морей, от Лабы, Вислы, Рудных гор и Стирийских Альп до Ташкента, Сыр-Дарьи и Тянь-шаня. Припомните, что на этих землях века уже бьёт жизнь далеко не вялая. С первого своего решительного выступа на историческое поприще, с VI века по настоящую пору, Славяне ведут самую упорную борьбу, с одной стороны, с Европейским Западом, с другой – с Азиатским Востоком: с Аварами, Печенегами, Половцами, Татарами, Турками и Мадьярами. Эта тысячетрёхсотлетняя борьба имеет великое, всемирно-историческое значение: в ежедневном, непрестанном бою с Романо-Германцами в Далмации, Истрии, Крайне, Хорутании, Стирии, Чехии, Силезии, Саксонии, сначала в Голштинии, Мекленбуре, потом в Польше, Пскове, Новгороде, на берегах Невы, защищая свою свободу и свою земли от напора и захвата Итальянцев и Немцев, Славяне в то же время отбивали и сдерживали вторжения Азиатских полчищ в Западную Европу и уже этим одним значительно способствовали развитию её внешнего и внутреннего благосостояния. Эта борьба Славян с Азиатами и Романо-Германцами исполнена высокого драматического интереса: борьба жестокая, кровавая, заслужившая благословения и проклятия, – рядом с ужаснейшими злодеяниями, тёмными делами коварной измены и дикого, тупого невежества, нередко представляющая светлые подвиги мужества и самоотвержения, высокие примеры чистейшей любви и редкого ясновидения. Впрочем, ни двойственность этой борьбы, ни страшные силы противников, ни даже неоднократные союзы Немцев с Азиатами против Славян ещё не исчерпывают всей их исторической жизни и не объясняют их современного положения и всех понесённых ими утрат. Современно с этою борьбою Славян с Азиатами и Немцами, шла у них другая борьба, не менее ужасная, ещё более печальная, столь же драматическая и так же исторически необходимая. Говорю об усобицах Славян, которые церковная рознь не породила, а страшно усилила, об этой борьбе двух неизбежных начал в каждом великом племени – сил центробежной и центростремительной, начал игемонии и автономии.

Равнодушие Русских художников к миру Славянскому удовлетворительно объясняет слабые стороны Русского искусства и, напротив того, пробуждение в Русском обществе Славянского самосознания, развитие взаимного нашего общения с южными и западными братьями и ближайшее с ними знакомство откроют Русскому художественному творчеству неисчерпаемый источник вдохновения. С обличением Славянского призвания России, великого будущего, ожидающего наше слово, и его далёкого, не чаянного самим Пушкиным распространения, Русское искусство обретёт себе давно искомые положительные идеалы и смело вступит на широкий, царский путь всемирно-исторического развития.

Распространение в России верных сведений о Славянском мире, его прошедшем и настоящем, и усиленное его изучение Русскими учёными, должно иметь такое же благотворное влияние и на Русскую науку. Под этим выражением разумеем: 1) науки, имеющие предметом изучение России во всех отношениях, 2) всю Русскую учёную литературу, поскольку она самобытна и выражает Русское национальное воззрение. В последнем значении она имеет тот же смысл, в каком Немцы разумеют свою Deutsche Wissenschaft, как выражение Немецкого национального гения. У нас не так ещё давно люди очень почтенные решительно отрицали всякую возможность национального воззрения в науке, которая у каждого великого народа, при всех своих общих и одинаковых для всех обязательных законах и требованиях, тем не менее всегда имеет известное национальное направление. Непризнание многими этой простой истины основано, кажется, на странном недоразумении, так как не отвергают же, что между учёными современниками, одной национальности и специальности, при совершенно почти одинаковом трудолюбии и начитанности, существует всегда различие, объясняемое особенностями их личной природы и развития. Это различие выступает ещё ярче, если мы сравним учёных современников одной специальности, но разных национальностей, например. Французов и Немцев, Англичан и Итальянцев – юристов или математиков, филологов или натуралистов; тут различие потому сильное, что к особенностям личным присоединяются особенности национальные. Отсюда же проистекают особенности различных национальных школ по различным отраслям ведения. У нас таких Русских школ ещё мало. Впрочем, резче других уже выделилась школа Русских ориенталистов, школа Русских Славистов. По свидетельству знатоков, уже вырабатываются Русские школы математиков и химиков, физиологов и юристов, землеведов и богословов.

Из сказанного нами о Русском искусстве, не трудно заключить о благотворном влиянии изучения Славянства на Русскую науку в первом смысле, то есть, на науки, имеющие предметом изучение России. Но влияние Славистики этим не ограничивается и ещё более подействует на Русскую науку во втором значении.

Русская, Славянская наука и образованность, Славянское, Русское просвещение! Не простые ли это слова без определённого смысла, звуки без значения? Образованность, наука, прогресс, просвещение! Этим словам мы издавна привыкли давать эпитет Европейский. И, конечно, не без основания. Но мы также привыкли и отделять Европу от России. И это не без причины: Россия Европою не ограничивается; хотя и скудно населённые, Азиатские её владения дают ей право на звание мировой державы (Weltmacht) и превосходят более чем в полтора раза всю Европу, которой, впрочем, большая половина принадлежит Русскому народу и его соплеменникам. Но это различие Европы и России, не осмысленное и принимаемое без известных ограничений, порождает важные недоразумения. Отличая Европу и Россию, привыкают противополагать их одну другой. Привыкши видеть в Европе свет науки и просвещения, свободу духа и быта, – словом, всё прекрасное, многие у нас находили и даже находят в России только мрак невежества, застой, рабство, – словом, всё дурное, и даже, в противность некоторым западным Европейцам, посещающим Россию, видели в ней одно светлое и отрадное не в самобытных явлениях и коренных основах Русской жизни, а лишь в призрачных порождениях Русской подражательности. Эти недоразумения производят сильное и неблагоприятное влияние на развитие Русской образованности, гражданственности и нынешней политики, и часто служат источником разнообразных колебаний и уклонений от нашего исторического пути. Но эти заблуждения будут у нас держаться, пока не укоренится в Русском общественном сознании то убеждение, что прогрессивное стремление к чистому знанию, к свободе духа и жизни, потребность постоянного самоусовершенствования, настойчивое преследование общих государственных целей, привычка к анализу, любовь к труду и самоуправлению – все эти качества составляют одинаковую, неотъемлемую собственность, как Европы, так и России, которая, как страна христианская и Славянская, следовательно, Индо-Европейская, Арийская по происхождению, ни в один, самый тяжёлый период своего существования, никогда не изменяла этим отличительным особенностям христианских и Арийских племён. Но при всём этом общем, коренном сходстве России с Европою, в противность Азиатскому Востоку, нельзя и не замечать резких между ними отличий, полагающих особенную печать на Западно-Европейскую и Славяно-Русскую образованность.

Действующие народы Западной Европы, Кельты и Германцы, целыми столетиями раньше Славян выступили на историческое поприще или были увлечены в водоворот исторических событий, вошли в непосредственное соприкосновение с Грецией и Римом. Огромная часть Романо-Германского мира успела уже пережить век Карла В<еликого>, сплотиться в величественную монархию, распасться на отдельные государства и главные национальности, которые, при всём своём несходстве, сохраняли однако общие руководящие идеи, целые теории папской и императорской власти, господствовавшие потом в Западной Европе в продолжении столетий. В это время у большинства Славян – Мораван, Болгар, Сербов, Хорватов, Чехов, Поляков и Русских, едва только полагались первые зачатки государственности и совершалось их обращение в христианство.

Таким образом разность исторических возрастов составляет одно из главнейших различий Римско-Немецкой и Славянской Европы или России. Если история начинается у Кельтов с IV -III, а у Германцев со II в. До Р.Х. или по крайней мере с первых годов нашей эры, то у части Славян южных и западных – собственно только с VI в. По Р.Х.

Сверх разности возрастов, Западно-Европейская и Славяно-Русская образованность отличаются еще разностью своего внутреннего, историко-этнографического содержания и неодинаковостью произошедших в них стихий. Внутренний состав Славяно-Русской образованности отличается гораздо большим разнообразием; Славяно-Русская образованность гораздо более Романо-Германской подвергалась разным историко-этнографическим влияниям. В самом деле, за исключением, быть может, одних Иберов, если не видеть в них соплеменников Финнов, Россия, Славянский мир в большей или меньшей степени были в соприкосновении и со всеми историческими и этнографическими элементами, имевшими влияние на Романо-Германцев или вошедшими в состав их национальностей, и сверх того состояли в постоянных, издавних сношениях, враждебных и мирных, со всеми Романскими и Германскими племенами, отчасти подвергались их гнету и давлению, отчасти участвовали в их образованности и имели на них влияние (Дубровник, Польша, Чехия, Угрия, Хорватия), наконец, непрерывно сообщались м боролись с различными народностями, Финскими и Турецкими, Кавказа, Средней Азии, Монголии и Китая, с которыми большая часть Европы познакомилась сравнительно недавно, и то через отдаленных путешественников.

Последнее отличие Западно-Европейской и Славяно-Русской образованности заключается, если можно так выразиться, в разности школьных, дисциплинарных средств или образовательных орудий. Разность эта находится в прямой зависимости от разности просветительских начал. Латинская церковь и образованность, Римское право имели огромное влияние не только на государственный и общественный быт народов Романо-Германских, но и на всё их образование, на весь склад их ума. Изучение Латинских отцов, особенно Августина, схоластические споры номиналистов и реалистов, обработка Римского права школою глоссаторов в течение веков служили Романо-Германцам главными дисциплинарными предметами, важнейшим образовательным орудием, которыми они изощряли и закаляли свои умственные силы, вырабатывали свои первые научные приемы. Такого рода учение было подготовлено прежнею историей и вызывалось практическими нуждами и стремлением западных народов к самосознанию. От средневековой Латыни, канонического и Римского права наука Запада перешла к классической Латыни и Риму языческому, и потом уже к миру Эллинскому. В первое время Возрождения, да и гораздо после, везде на Западе отношение эллинистов к латинистам было весьма неблагоприятное, и еще долго Латинское духовенство, само изучавшее Латинских классиков, упорно сопротивлялось преподаванию и изучению не только языка Еврейского, но и Эллинского, называя всех эллинистов схизматиками и обвиняя их в сочувствии к схизме, к Греко-Восточному православию. Так постепенно раздвигался круг Западно-Европейского знания, науки и критики. Это движение Романо-Германской мысли определяло развитие на Западе всех отраслей ведения без исключения, ибо это новое направление, возникшее в эпоху Возрождения, отразилось не только на философии, филологии, археологии и истории, но и на естествознании. Для нас, Русских, и для большинства Славян, древне-Славянский язык и письменность, Византийская или Греко-христианская образованность, Греко-Римское право составляют такое же главное образовательное орудие, какое некогда составляли для Германо-Романских народов Латинский язык и Римское право. Выше мы сравнили наш Петербургский период с XIV-XV в. Романо-Германским. Это мы сделали не для проведения подробных аналогий между ними и не для составления каких-нибудь смелых выводов и предположений, а единственно для уяснения нашего замечания о разности исторических возрастов Европы и России. С этою же целью, а вовсе не в доказательство, что все явления западной жизни повторяются у нас только через несколько веков спустя, напомним остроумное сравнение Хомякова нашего недавнего, некритического отношения к Западу с слепым поклонением средневековой схоластики Аристотелю. В самом деле, наше когда-то сильное и ныне вымирающее западничество часто не лучше понимало и оценяло явления западной жизни, чем схоластика – Аристотеля, ибо оно редко изучало их в самом источнике, а более или менее пробавлялось сведениями из вторых или третьих рук. К России же и к самобытным явлениям Русской народной жизни оно относилось с тою же тупою непонятливостью и тем же высокомерным презрением, какое средневековые схоластики выказывали к опыту и живой действительности. Точно также я бы позволил себе сравнить, не со стороны содержания, а в смысле образовательного влияния, споры наших восточников и западников, ведущие свое начало не с Шишкова 1 , а с половины XVII в. (Крижанич 2 , Котошихин 3 и пр.), и даже, может быть, раньше (Кирилловцы и Иосифляне 4 ), с спорами номиналистов и реалистов, а труды наших Русских филологов и археологов, начинающиеся не с Калайдовича 5 и Востокова 6 , и даже не с Ломоносова, а с М.Смотрицкого 7 , Памвы Берынды, Ю. Крижанича и Сильвестра Медведева 9 , еще более представляют сходство с трудами средневековых глоссаторов, толкователей и объяснителей Римского права. Я хочу этими сравнениями яснее показать, что при всей своей относительной юности Славяно-Русская образованность и наука далеко не лишены важного смысла, не пустой звук, а имеют свою занимательную историю с свои заслуги перед человечеством. По историческому нашему возрасту мы ровесники Романо-Германцев XIV – XV в., а в сущности, по нашей исторической деятельности мы современники их потомков в двенадцатом, четырнадцатом колене. По всему, что непосредственно, по творчеству народного духа, мы во многом ближе к средневековому, чем к современному нам Западу; но для нас уже никогда невозможны Западно-Европейские феодальные порядки и вытекшие из них сословные и общественные, политические и социальные отношения, как невозможны инквизиция, Варфоломеевская ночь и террор со всеми их сопровождавшими и следовавшими за ними явлениями; точно также у нас немыслимы алхимия, астрология и старые теории грамотеев о происхождении и сравнении языков.

Изучение древне-Славянского языка во всех его памятниках, со всеми особенностями его развития в разных землях Славянских, изучение Славянских древностей, филологии и истории требует прежде всего глубочайшего внимания к памятникам языка и письменности Византийской, имевшей и имеющей на Славяно-Русскую образованность такое же могущественное влияние, какое имели и отчасти имеют средневековая латынь и папский Рим на большинство народов Романо-Германских. Превосходные работы и исследования Карамзина, Калайдовича, Востокова, митрополита Евгения 10 , Соловьёва, Куника 11 , Калачова 12 , Горского 13 и Невоструева 14 , Прейса 15 , Срезневского 16 , Григоровича 17 , Бодянского 18 , Буслаева 19 и пр., достаточно изобличают всю плодотворность этих занятий. С умножением в России трудов и тружеников по этой части, всё далее будет раздвигаться круг этих исследований. В него постепенно будут входить самые разнообразные, не тронутые еще наукой, вопросы языкознания, археологии, истории, политики и права. Самостоятельное, всестороннее изучение Славянства вырабатывает в нашей литературе и науке строгие и новые научные требования, точные, самобытные критические приёмы, и в ученой молодежи питает любовь и охоту к критической исследовательности, к открытию новых данных, так сказать, по необходимости, – ибо в этом деле с одними пособиями ничего не поделаешь, – учить её всегда обращаться к источникам. Усиление такого направления в нашей учёной литературе обещает оказать самое благодетельное влияние на самостоятельное развитие и действительные успехи всех отраслей знания в России. Оно прежде всего полезно подействует на подъем и оживление у нас философских знаний. Если, с одной стороны, без известной философской подготовки невозможна правильная постановка вопросов о началах и особенностях мира Греко-Славянского и мира Римско-Немецкого, об особенных их отношениях к миру дохристианскому, Греко-Римскому, то с другой стороны, самостоятельная критическая разработка важнейших вопросов по истории Греко-Славянского мира, его отношении к миру Эллинскому и Римскому, к миру Романо-Германскому непременно будет содействовать прямо (изучением ересей, богословских школ и т.д.) и посредственно углублению и укреплению Русской мысли, подъему философских знаний на желанную степень самобытного развития. Влияние же философии на все области человеческого ведения, между прочим, и естествознание, не подлежит сомнению. Но успехи Славянской науки, развитие у нас Славянского самосознания и взаимного нашего общения с южными и западными соплеменниками, могут, должны иметь и прямое непосредственное влияние на успехи Русского естествознания.

В этом отношении я позволю себе сослаться на слова одного из великих естествоиспытателей нашего столетия. В самом деле, нам, Русским и вообще Славянам, не трудно извлечь себе поучение из следующего места одной речи знаменитого Датского физика Эрстеда, произнесённой им на съезде Скандинавских естествоиспытателей в Копенгагене. Вот как этот гениальный ученый, обессмертивший своё имя открытием электромагнетизма, рассуждает о необходимости народности в естествознании и о том влиянии, которое должно иметь на его успехи развитие Скандинавской взаимности.

"Поверхностному взгляду легко может казаться, что развитие естествознания вовсе не состоит в тесной связи с развитием литературного языка; в науке множество иностранных слов, которых нельзя заменить отечественными, без известных натяжек, без того, чтобы не произвести внешней путаницы. Правда, в науке много пропадает её общей, европейской употребительности, если она станет слишком облекаться в язык каждого народа. С этим не соглашаться было бы ослеплением; но с другой стороны, будет великое и вредное заблуждение, если мы забудем о народной стороне естествознания, о необходимости общедоступного изложения (volksthuemliche Behandlung) и обработки языка в духе народном. Если в бесчисленных частностях естествознания бесспорно заключается масса познаний, которая навсегда останется недоступною для большинства даже людей образованных и которая выражается словами, понятными специалистам всего мира, то есть в науке велика также доля того, что должно перейти в общую собственность. Некоторые из этих предметов упоминаются почти ежедневно, но при поступательном движении науки является необходимость и новых открытий и новых поисков в старой сокровищнице языка. Особенно всё, имеющее в науке значение общее, требует выражений наиболее согласных с духом языка, ибо у каждого языка своя философия, которая проникает слова народным духом, поскольку они образованы самостоятельно. Надо избегать переводов иностранных слов и пользоваться выражениями переведенными только в таком случае, когда они образованы как бы самостоятельно, как будто перед нашими глазами и не было никакого чужого образца. Надо также избегать и образования таких слов, которые выражают слишком много и содержат в себе как бы целые обороты. Такие слова тяжелы, бесполезны и нисколько не помогают пониманию всех нужных признаков. Наконец, весьма важно избегать и слов неблагозвучных и затруднительных для произношения. Естествознание часто ставит нас в такое положение, что мы должны, подобно первому человеку, давать имена вещам, прежде нам совершенно незнакомым. Разумеется при этом мы можем пользоваться тою первоначальною свободой человека или тем произволом, который употребителен в естественных науках (описательных) и в химии, но лучше еще пользоваться наличным богатством нашего языка. Всё наше право заключается в разумно-свободном употреблении таких выражений. Перед каждою попыткой создать, в области науки, новые выражения для новой мысли, прежде всего следует вполне ею овладеть и представить себе дело так, как будто готовишься её изложить перед собранием просвещённых соотечественников. Удачное и согласное с духом языка выражение даёт уверенность в правильности выбора и верности сочетания нашей мысли с наличным запасом познаний нашего народа. Но такие слова и выражения не создаются с тою же скоростью, как названия систематические, составляемые по известным правилам; нет, здесь всякое новое удачное выражение есть счастливое открытие или приятная находка. Такие выражения создаются в течение долгого времени совокупными усилиями многих. Сотрудники этого дела да не пугаются, если иное слово со временем будет брошено. Пусть они помнят, что выражения не столь счастливые исчезнут со временем без всякого вреда, но они также могут ожидать от благородства своих сограждан, что добро приобретённое не будет забыто за менее удачными стремлениями... Это стремление к народным названиям в науке есть только часть широкого стремления к народному способу выражения и к изложению в духе народном. Наше преимущество состоит в том, что один народ может пользоваться богатствами языка своих братьев. Природа Норвежская являет множество предметов, не имеющихся в Дании. Не охотно ли мы станем заимствовать из этого языка особые выражения и слова, и уже сколько заимствовали. Точно также Датский язык может заимствовать и из Шведского, прибегая только к известным изменениям, коих требуют особенности выговора. Но такие заимствования не ограничиваются одними предметами природы. У всех трёх братственных народов творческий дух самостоятельный и непрерывно создаёт новые мысли, новые чувства, для которых в языках являются новые выражения, но они не будут разделять нас, потому что над языками трёх братьев-народов царит один северный дух. Чем лучше мы понимаем друг друга, тем более сближаемся между собою. Но это сближение не должно мешать сохранению нашей самостоятельности. Надо только руководиться духом братства и любви... Каждый из Скандинавских народов естественно будет развивать свою собственную литературу и свой собственный характер; но их плодотворное взаимодействие отличит эти словесности значительными особенностями ото всех других, так что мы, как Скандинавы, единодушно выступим перед другими народами. Если наши словесности с своими богатыми сокровищами слишком мало известны за границею, то это только потому, что они словесности, а не словесность. Если язык наш мало известен в других странах, то это потому, что иностранцы думают, что на Севере много языков. Всё недоразумение в том, что дело представляется не так, как оно есть, именно, что мы имеем один общий язык в двух богатых словесностью наречиях. Дурно понятая национальная гордость разлучила нас и дала иностранцам повод мало ценить наши произведения. Дайте нам соединиться, дайте шести миллионам Скандинавов положить свою силу на весы, и конечно, они не покажутся лёгкими".

Пробуждение в Русском обществе Славянского самосознания оживит и разовьёт в размерах едва предугадываемых, общение России с землями Славянскими установит самые разнообразные, тесные сношения и связи Русского народа со всеми Славянскими племенами. Вместе с этим распространится и утвердится у нас потребность глубокого, всестороннего изучения всех Славянских земель, самого подробного их описания, возрастёт и число Русских путешественников по Славянским землям с целями самыми разнообразными, сознается, наконец, и необходимость целых учёных экспедиций в Славянские земли, входящие в состав двух дряхлых империй.

Такова, в главных чертах, тесная внутренняя связь изучения Славянства с успехами Русской образованности, Русского искусства и науки. Легко понять, что столь же благотворное влияние должно оно оказывать и на успехи Русской гражданственности. Историческое изучение права несомненно влияет на развитие действующего законодательства и юридической практики, а история Русского права, ещё слабо разработанная, должна много выиграть от сравнительно-исторического изучения социального и экономического быта, внутренней и внешней политики России и прежних Славянских государств. Одно ясное уразумение и твёрдое признание необходимости историко-сравнительного изучения Русского и Славянского права уже и тем подействует благодетельно, что уничтожит в нашем обществе слишком дешёвую, но не невинную привычку и страсть без толку и критики принимать все новейшие теории юридические, экономические, социальные, лишь бы они были новейшие и иностранные, и с неразумною ревностью испытывать и применять их в России. Вообще, изучение Славянского мира и пробуждение в Русском обществе Славянского самосознания укрепит и соберет разметавшуюся Русскую мысль и дряблую волю, сосредоточит наше рассеянное общественное сознание, приучит нас, для излечения наших язв и недостатков, обращаться не за море, ожидать спасения не из чужа, искать и находить его не вне нас, а в себе самих, в своём собственном усовершенствовании, во всестороннем развитии наших внутренних сил, в подъёме народного духа, в свободе и оживлении народного труда.

В Русском общественном сознании носятся самые разнообразные и часто совершенно противоречивые учения или отрывки понадёрганных нами учений, без разбора перенесённые с Запада на Русскую почву. Выросшие там, под особенными историческими и местными условиями, все эти различные теории очень часто находятся в решительном несогласии с основными воззрениями Русского народа, с нашим просветительным началом, так что для нас является крайняя необходимость философской и исторической критики просветительных начал Греко-Славянского и Романо-Германского мира, строго научного разбора и определения их особенностей и их взаимных отношений.

Вот, милостивые государи, в чём состоит, по моему крайнему разумению, отношение изучения Славянства к Русскому народному самосознанию, или, что то же, к успехам Русской образованности, гражданственности и внешней политики. Чем сочувственнее вы относитесь к этим успехам, тем будет восприимчивее и живее ваше внимание и участие к развитию Славянской науки в нашем отечестве.

24-го декабря 1866 года

 

Примечания:

1 Шишков Александр Семёнович (1754 – 1841) – русский государственный деятель, президент Российской Академии, писатель, противник распространения идей французской революции и просвещения в России. Считал, что литература должна ориентироваться на старославянский язык и фольклор. Автор "Рассуждения о старом и новом слоге российского языка"(СПб., 1803), "Разговоры о словесности"(1811).

2 Крижанич Юрий (1617 – 1683) – один из первых проповедников всеславянского единства, сторонник Никоновских преобразований. Им написано "Граматично указанiе об русском iезику", изд. Бодянским в Чтен. Общ. Ист. и Древн. Рос. 1848, 1 и 1859, 3.

3 Котошихин Григорий Карпович (1630 – 1667) – подьячий Посольского приказа, писатель, автор написанного после бегства за границу сочинения о России в царствование Алексея Михайловича. Критически относился к организации московского государства, был сторонником преобразований в духе Петра I.

4 Кирилловцы и Иосифляне – преподаватели преп. Нила Сорского, постриженика Кирилло-Белозерского монастыря, иначе – заволжцы или нестяжатели – и преп. Иосифа Волоцког, имевшие различные взгляды на монастырское землевладение.

5 Калайдович Константин Фёдорович (1792 – 1832) – исследователь, издатель и комментатор исторических и литературных памятников древнерусской словесности.

6 Востоков Александр Христофорович (1781 – 1864) – филолог, автор и составитель учебников и словарей, определивший различие церковно-славянского и древнерусского языков. Основной труд: "Рассуждение о славянском языке, служащее введением к грамматике сего языка" (Труды общ. любит. Росс. Слов. при Моск. Ун. Т. 17.

7 Метелий Смотрицкий (ок. 1578 – 1633) – церковный и общественный деятель Юго-Западной Руси. После поездки в Константинополь в 1623 – 25 г.г. тайно присоединилсяк унии, став сторонником подчинения православной церкви римскому папе, что противоречило его сочинениям 1608 г. Автор "Грамматики славенскiя правильное синтагма" (1619).

8 Памва Берында (50-70 г.г. XVI в. – 1632) – украинский учёный, поэт, переводчик, составитель "Лексикона славеноросского" (1627). С 1616 г. работал над исправлением книг в типографии Киево-Печерской лавры.

9 Сильвестр Медведев (1641 – 1691) – ученик и последователь Симеона Полоцкого, придерживающийся латинского направления. С 1677 г. состоял справщиком и книгохранителем на московском печатном дворе.

10 митрополит Евгений Булгарис (1716 – 1806) – учёный. Происходил из огречившейся болгарской семьи. При Екатерине II принял русское подданство и был назначен в новоучреждённую епархию Славянскую и Херсонскую. Автор богословских, философских и др. сочинений. Издал сочинения византийского историка Никифора Фоки.

11 Куник Арист Аристович (1814 – 1899) историк, старший хранитель Эрмитажа. Впервые применил к изучению русской истории разработанный Я.Гриммом историко-генетический метод языкознания. Сторонник норманской теории.

12 Калачёв Николай Васильевич (1819 – 1885) – учёный историк-юрист, сенатор, основатель (1877) и первый директор археологического института. С 1850 г. издавал "Архив историко-юридических сведений о России".

13 Горский Александр Васильевич (1812 – 1875) – церковный историк и археограф. В 1849г. начал работу над "Описанием славянских рукописей" Опубликовал "Слово о законе и благодати" митрополита Иллариона в журнальных "Прибавлениях к творениям святых отцов в русском перев."

14 Невоструев Капитон Иванович (1815 – 1873) – археограф и археолог, издатель многих памятников древнерусской письменности. Составитель всех кроме первого томов описания Московской синодальной библиотеки.

15 Прейс Пётр Иванович (1810 – 1846) – славист, с 1843 г. преподавал в СПб Университете историю, литературу и сравнительную грамматику славянских наречий. Записки Прейса о его занятиях с 1823 по 1839 г., план путешествия по славянским землям и письма напечатаны с предисловием и примечаниями В.И. Ламанского в "Живой Старине" (1890 – 1891).

16 Срезневский Измаил Иванович (1812 – 1880) – филолог-славист, палеограф, преподаватель, деятельный член археологического общества. Издавал и исследовал памятники старославянского и древнерусского языка. По его почину возникли "Изв. Имп. Ак. Наук по отделению русского яз. и словесности". Учитель В.И. Ламанского.

17 Григорович Виктор Иванович (1815 – 1876) – славист, один из основоположников славянской филологии в России. Преподавал в университетах Казани, Москвы, Одессы. Один из основателей научного, исторического славянофильства. Придерживался паннонской теории происхождения церковно-славянского языка.

18 Бодянский Осип Максимович (1808 – 1877) – один из первых славистов России. Профессор истории и литературы славянских наречий в Московском университете. Подготовил к изданию много древних памятников русской и славянской письменности. В 1837 -42г.г. работал под руководством чешского слависта П. Шафарика. Был близок к славянофилам, дружен с Т.Г. Шевченко.

19 Буслаев Фёдор Иванович (1818 – 1897) – филолог, автор "Исторических очерков русской народной словесности и искусства" (1861) и мн. др. работ. Последователь гриммовской школы с её учением о самобытности народных основ мифологии, обычаев и сказаний. Доказывал, что славянский язык подвергся влиянию христианских идей задолго до Кирилла и Мефодия. Был близок к кружку Московских славянофилов.

 

TopList Все права защищены




Последнее обновление: 11.02.11




Хостинг от uCoz