Содержание выпуска №6

Протодиакон Станислав Чуркин.

“Блаженны чистые сердцем...”

Услышав такие слова, нельзя не спросить себя: как же обрести эту чистоту?

Разумеется, всякий христианин может сказать: “Чего тут особо мудрствовать? Идём в храм Божий, исповедуем батюшке свои грехи, причастимся Святых Христовых Тайн – и мы чистые.” Верно. В Церкви-Матушке для нас, испачкавшихся до черноты со времени нашего крещения, имеется такое чудо-средство. Каждодневно совершаются эти Великие Таинства очищения. И неложны свидетельства, что христианин, исповедавшийся и причастившийся, если вдруг умирает, то здесь же отлетевшая его душа вселяется в Царстве Hебесном. Hе зря самое страшное, чем пугали и чего действительно боялись на Руси – это умереть без покаяния.

Итак, мы причастились. Не умерли. Живём дальше чистые. И как долго остаёмся мы чистыми? Если Богородица родилась чистой, то так чистой и пренепорочной и прожила всю жизнь. А сколько времени после причастия мы пребываем в чистоте? Успеваем ли чистыми дотянуть до следующего причастия? И вообще, хорошо ли мы понимаем, чистые мы или нечистые? Что есть чистота? И для поддержания нас в чистоте достаточное ли средство церковные Таинства?

Например, святитель Иоанн Златоуст, да и не только он один, говорит, что ни Крещение, ни отпущение грехов, ни участие в таинствах, ни вкушение Тела Христова, ни приобщение Крови и ничто другое не может нам принести пользы, если мы не будем иметь жизни правой и честной и чистой от всякого греха”. Чистоту как безгрешие определяет и святой Иоанн Лествичник: “Чистота столь велика и высока, что отцы осмелились назвать её бесстрастием” То есть в чистом человеке нет таких грехов, как чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие и гордость. А что же в нём есть? Что представляет собою чистый человек?

Современник Богородицы священномученик Игнатий Богоносец оставил нам портрет Пресвятой Чистоты. “У нас все знают, – пишет он, – что Приснодевственная Матерь Божия исполнена благости и всех добродетелей. Рассказывают, что Она в гонениях и бедах всегда была весела, в нуждах и нищете не огорчалась, на оскорбляющих её не гневалась, но даже благодетельствовала им. Была кроткой, милостивой к бедным и помогала им, как и чем могла, была наставницей в благочестии и во всяком добром деле. Она особенно любила смиренных, потому что сама была исполнена смирения. Много похвал воздают ей видевшие её. О ней рассказывали люди, достойные доверия, что по Её святости в наружности Её соединилось естество ангельское с человеческим, что даже вид Её был олицетворением чистоты.”

И однако же, сколь бы ни было описание Пречистой правдивым и назидательным, вряд ли оно откроет в нас источник чистоты. Думается, даже если бы в кино показывали безгрешного человека, даже если бы он рядом жил, в одной квартире с нами – чистоты в нас самих не прибавилось бы. Чистота настолько незаметна глазом, что мы просто её не видим, а если замечаем, то за дело не считаем. Кстати, это объясняет и то, почему Евангелисты про Богородицу так мало написали. Была рядом, а в глаза не бросалась. А уж нам, грешным, на чистоту как-то и смотреть не хочется – скучно, не интересно, нет остроты ощущений, нет художественной выразительности. Самим же “иметь жизнь чистую от всякого греха” просто немыслимо. Ведь есть грехи, о которых мы просто понятия не имеем. Отчего в молитве и просим Господа простить грехи невольные, в неведении, в неразумии совершённые. Да и в Писании сказано: “нет человека иже поживёт на земле и не согрешит”. Чистота безгрешия, совершенное бесстрастие – дело великих подвижников, аскетов, затворников.

Мы не знаем высшего предела чистоты. Впрочем, мы не знаем и низшего предела нечистоты, порочности. Мы где-то между этими пределами, то чуть приподнимаемся, то опустимся. Hо даже это наше колебание в малом диапазоне что-то может нам подсказать. Говорю по опыту. Стоит мне согрешить серьёзно, как наступает охлаждение душевное, именно к святыне, к церковной жизни. Евангелие читается как-то тупо, одними глазами; правило произносится одним языком, мысли где-то гуляют; в церковь на службу идётся, как на завод; страшно сказать, но вдруг осеняет: “а зачем это всё надо? Люди живут, радуются, а я...” Всё как у Адама. Стоило ему согрешить, как Бог стал ему чужой и страшный; и стал он от Бога прятаться за деревьями рая. И наоборот, выдерживаешь себя некоторое время от греха подальше, и мысли начинают приходить интересные, как откровения; молишься проникновенно, и умиление откуда-то берётся, даже дерзновение, кажется, что Господь тебя слушает... Конечно, далеко нам до той чистоты, когда в душе загорится та неизречённая радость, о которой писал Мотовилов после чудесного общения со святым Серафимом Саровским, но отцы-подвижники оставили нам свидетельства своего опыта стяжания чистоты. Например, святой Григорий Палама, исходя из определения чистоты, данного Самим Христом, пишет: “Очищенные сердцем видят Бога, который, будучи Светом, вселяется в них и открывает себя им в своих энергиях.” А святой Симеон Новый Богослов свидетельствует: “...И бывает в них всё, что в Божественных Писаниях говориться о Царстве Hебесном – именно маргарит, семя горчичное, закваска, вода, огонь, хлеб, питие жизни, одр, чертог брачный, жених, друг, брат и отец. И любит своих сынов, как Отец, и любим ими чрезмерно”.

Обратим внимание даже не на чудо живого, сознательного общения человека с Богом, а просто на то, что чистый видит Бога; не когда-то, где-то за гробом увидит, а здесь, в земных телах, чистота раскрывает человека, в его первозданном состоянии, в реальности райского Адама, открыто лицезревшего своего Творца. Ведь это значит, что Христос действительно открыл двери Рая, действительно освободил нас от оков первородного греха и смерти. Так что те, кто успокоился уныло на фразе “Бога не видел никто никогда” (а по сему нечего нам об этом и думать),- либо не хотят вникать в продолжение этой фразы (“Единородный Сын явил Бога”) и предпочитают быть людьми ветхозаветными (которые точно не имели способности боговидения), либо просто не веруют во Христа.

Но чистый не просто видит Бога, а, как свидетельствуют святые отцы-боговидцы, чистый видит в Боге любимого выше всякой меры Отца своего, притом Отца такой полноты совершенств, о какой и понятия не имеет наш самый идеальный единокровный родитель. Вы только вдумайтесь в те определения, какие даёт боговидец. “Хлеб и питие жизни” – Источник насыщения; “одр” – Покой, Отдохновение; “чертог брачный, жених” – это какой мощи и высоты волны любви Божией возносили к Нему боговидца, если он, монах, аскет, не нашёл иного выражения, кроме “спальны новобрачных”. И Он же, Отец также “друг” верный и защита; и Он же – “брат”, равный с тобою. То есть всё, чего ищет и о чём тоскует душа человеческая на Земле, всё в Нём, всё находит в Боге чистый. И даже более того, “чего не может ни умом измерить, ни словом описать” (Св. Симеон Новый Богослов).

Отсюда чистота в своём высшем пределе есть ничто иное как сыноположение человека пред Богом, пребывание человека во свете соблюдающего, содержащего, сохраняющего его Бога, Источника жизни. То есть, чистота – это то нормальное, естественное состояние человека, каким его создал Творец, и каким определил его жить. И здесь нет ничего сверхъестественного. Так и Писание учит: “Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божьих” (Мф. 4.4). И жить будет не только в Раю, а и здесь в нашем греховном состоянии человек живёт Богом. Нет у него ничего своего; всё дано во временное пользование, и сама душа в любую минуту может быть отобрана. Неестественно как раз то, что этой истины человек не осознаёт. И в этом вся проблема и корень зла, так как этот неестественный мрак неведения стал теперь нашим естественным состоянием. А посему чистота лишь тогда может стать принадлежностью и образом жизни человека, когда он осознает факт своего сыноположения перед Богом, когда он познает себя истинного и будет пребывать в этой истине.

Если же мы не достигли сознательного сыноположения перед Богом, ни о какой чистоте и речи быть не может, хоть до крови борись со своими страстями, хоть повесь себя вниз головой, как сказал некто из старцев. А в сыноположении перед Богом страсти просто перестают для тебя существовать. Если Бог – твой вечный хлеб и сладчайшее Питие Жизни, если Бог – твоя Любовь совершенная, Покой и Сила безмерная, то какие страсти смогут вмешаться в эту блаженную полноту жизни? Ведь наше чревоугодие, от обжорства до наркомании, наши искания любимых подруг или выгодных мужей, наше сжигание жизней ради денег, – всё это происходит от потери Источника благобытия, от желания добыть и удержать ту радость жизни, что тайком напоминает о себе из глубин нашей вечной памяти. Нет на Земле человека, которому бы не казалось, что он рождён для лучшей жизни. Отсюда и печаль, уныние, когда видим, что ничего не получается, а чуть посветит удача – уже и гордость. Но как не пойти и не построить нам Рай там, где его быть не может, так невозможна и чистота там, где не видим и не слышим мы Бога.

Сущность чистоты подытоживает Евангельское чтение. Вы обратили внимание, что во все Богородичные праздники в Церкви читается одно и то же пятьдесят четвёртое зачало от Луки? Разумеется, не от того, что в Священном Писании нет других текстов, касающихся Богородицы. Просто Церковь предлагает нам вникнуть в главное “качество” Пресвятой Девы, осознать суть Её присноблаженной чистоты. Когда из толпы, окружавшей Иисуса, воскликнула некая женщина: “Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!”, – Христос пропускает все промежуточные изъяснения типа: “Не за то, женщина, хвалишь Мою Мать. Бывает, и блудницы рожают и выкармливают великих людей. А блаженна Она от того, что слушает слово Божие и исполняет его”. Но чтобы мы знали, что дело сие не Одной лишь Её привилегия, а смысл, цель, насущная необходимость каждого, Христос и говорит нам: “Блаженны слышавшие слово Божие и исполняющие его”. Думается, не надо объяснять, что Христос говорит здесь о слове Божием, не только запечатлённым в тексте Священного Писания.

Итак, чистота как качество, как состояние человека, освобождённого от всего лишнего, ложного, порочного, смертельного, имеет своё истинное выражение лишь в истине богослышания, боговидения. Вне нашего сыновнего общения с Богом – мы в безбрежном море нечистоты. И пока мы не выплывем на берег истинного своего положения перед отцом небесным, так и будем барахтаться в стихии нечистоты. “Почему вы слушаете и не слышите, глазами смотрите и не видите, и не разумеете? Почему не понимаете речи моей?”, – обращается Христос к уверовавшим в Него иудеям (заметьте, к “уверовавшим в него”), и Сам же отвечает. – “Потому что не можете слышать слова Моего. Я говорю то, что видел у Отца Моего, вы же делаете то, что видели у отца вашего; вы делаете дела отца вашего”. “На это сказали ему: Мы не от прелюбодеяния рождены; одного отца имеем, Бога. Иисус сказал им: Если бы Бог был Отец ваш, то вы любили бы Меня, потому что я от Бога исшёл и пришёл; ибо я не Сам от Себя пришёл, но Он послал Меня… Ваш отец – диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего; он был человекоубийцей от начала и не устоял в истине, ибо нет в нём истины; когда говорит он ложь, говорит своё, ибо он лжец и отец лжи.” (Ин. 8.41,42,44) Конечно, нам, христианам, принять на себя столь страшное, столь убийственное сообщение не хватит никакого мужества; тем более, что в таинстве крещения каждый из нас троекратно отрекался сатаны, три раза подтверждал сие отречение, дул и плевал на него. Правда, никто из нас не видел этот предмет оплёвывания. Да откровенно говоря, никто из нас и не знает, кто этот сатана, на кого похож и где водится. Да и видеть его не хотим, а уж тем более, исполнять его похоти.

Но ведь и Христос не с членами секты сатаны беседовал. Убеждён, что те уверовавшие в Христа иудеи тоже диавола не видели и столько же о нём понимали, сколько и мы. А посему вопрос стоит серьёзный – как же так, не видя ни Бога, ни диавола, люди умудрились войти в сыноположение именно к диаволу? Он что, сильнее Бога? Положим, когда-то он обманул прародителей; когда-то, тысячи лет тому назад, его ложь привела к смерти род человеческий... Но ведь Христос говорит так, будто люди по сю пору находятся в постоянном контакте с диаволом. “Вы делаете то, что видели у отца вашего – диавола”. Да не видели мы ничего у “отца нашего”! Мы видим то, что творится у нас в среде человеческой – вот наша школа! И никакие похоти диавола мы не исполняем. Мы свои похоти, желания исполняем.

Кстати, вы не заметили в Иисусе одну оригинальную черту поведения? Какая-то в Нём присутствует подозрительная неспособность к самостоятельным действиям; какая-то просматривается в Нём безынициативность. Он ни разу Сам от Себя ничего не сделал. Он так и признаётся: “Я ничего не делаю Сам от Себя”. Он – в постоянной зависимости от Отца. “Я всегда делаю то, что Отцу угодно. Я соблюдаю слово Отца”. И вообще: “Я не сам от себя пришёл, но Он послал Меня. И слово, которое Я вам говорю, не Моё, а пославшего Меня Отца.” Вроде как, Он есть и, в то же время, Его нет. Будто Он и не Он, а одно проявление Отцово. Здесь даже не почитание, а любовное рабство, осознанный инфантилизм какой-то. Такой характер явно не укладывается в рамки нашего нормального человека. У нас человек ещё только ползать учится, а уж из люльки норовит выскочить; туда, сюда; ни у кого ничего не спрашивает, хватает, что поинтересней, в рот, а то и головы поотрывает куклам. Поди запрети ему – такой скандал учинит. Самостоятельный. Самостоятельность у нас в генах. Родительское слово для нас не указ и не закон. Желторотые, мы уже называем родителей стариками, отставшими от жизни, а взрослые мы отца и мать совсем за детей считаем, притом совершенно не умеющих жить. Так что если какие знания от них и получили, то они давно уже отфильтрованы нашим собственным умом. Верим только своим глазам. Надеемся только на свои силы. Чужие зубы у нас не болят – хватает своих. И радости тоже у каждого свои. Одним словом, строим свою собственную жизнь и делаем это сугубо сами от себя, невзирая на все страхи и преграды яростной судьбы.

Христос говорит, что диавол тоже всё сам от себя – и делает всё своё и своё всё говорит, несмотря на страх и трепет перед Богом. Так что получается, что не надо нам в гости к диаволу ходить и разведывать его планы и желания – мы и без того в одной упряжке. Мы видим мир его глазами, мы делаем одно общее дело – утверждаем себя во имя своё среди угодий из прочих самобытных тварей, то есть таких же, как и мы, от Творца отпавших. На чём и диавол однажды погорел: “Прият Тело, и к Богу приразился”, – как говорит св. Иоанн Златоуст. Отправив в ад Иисуса, на Бога натолкнулся. На чём и человек горит испокон веку и сгорит по пророчеству Христа: “Я пришёл во имя Отца Моего, и вы не принимаете Меня; а если иной придёт во имя своё, его примете” (Ин. 5.43). И убийца Варавва оказался роднее, дороже и нужнее народу, чем Иисус. Это маленькое недоразумение – историческая закономерность. Сколько горя потерпели народы от своих богов – самозванцев! Но напрасны уроки истории. Всё равно, чем самобытнее, самостнее, наглее лжец вылезает на ступени власти, тем более он внушает народу доверие, тем более он свой, тем он ближе, роднее с “отцом” нашим диаволом, грядущим явить себя окончательно отпавшему от Бога человечеству в лице последнего антихриста.

Но недоразумение с Вараввой – это и наша душевная закономерность. И чтобы понять, почему мы принимаем пришедшего во имя своё и не приемлем пришедшего во имя Бога, почему впускаем в дом свой нечисть, а чистоту выметаем, попробуем встать на место одного из толпы, не на место того, кто был подкуплен и кричал: “Распни! Распни Его!”, – а на место того, кто стоял и молчал, и думал... Приблизительно так.

– Ну что Варавва? С ним всё ясно. Разбойник и злодей. Сам себе голова.

– Иисус – праведник, Божий человек.

– Говорят там, с Вараввой, и другие были. Те сбежали, а он, дурак, попался.

Может, его подставили. Бывает и такое.

– Странный какой-то этот Иисус. Таинственный человек. Чем занимается – непонятно. Ходит по городам; чего-то говорит про Бога; Ругается со

священниками и прочими уважаемыми учителями. Какой-то он, что говориться, не наш человек.

– Лично я бы простил Варавву. Надо быть великодушным. Все мы не без греха. Сказано: “прости, и тебе простится”. Пусть поживёт и исправится. Может, ещё приличным человеком будет.

От этой мысли гражданину так хорошо стало. Он даже как-то возвысился в своих глазах, зауважал себя. Приятно быть добрым, всепрощающим.

• А Иисусу, собственно, Ему и прощать нечего. Может, Ему, без-грешному, там лучше будет. А то мается бездомный, голодный, без семьи.
• А у Вараввы, может быть, жена есть, а может, детишки. Плачут, небось: “где папа, где папа!” Надо пожалеть бедолагу.

– Но Варавва убивал, А Иисус исцелял!

– Исцелял когда-то... Я их не знаю. У меня ничего не болит.

– А если заболит?

– Ну, это когда-то... К врачу пойду. Иисус же не единственный доктор.

– Варавва – убийца!

– Когда-то был. А теперь после этой передряги, одумается.

– А если не одумается?

– Тогда и распнём.

– А сейчас?

– Сейчас... Сейчас, видишь, все кричат против Иисуса? Я что? Умнее всех? Я Его не знаю. Начальству виднее. Наверное, есть, за что, чего мы не ведаем. Говорят: Он шпион, смущает народ. Римляне орлов своих понагонят. Достанется тогда всем нам на орехи.

– Ну, а если, всё-таки, не за что Его казнить?

– Бывает и такое. – Задумался гражданин, и как верующий в Бога, закончил, – Там ему зачтётся как невинно пострадавшему.

Видите, какие прекрасные струны души звучали в этом диалоге нашего героя с самим собою – доброта, великодушие, жалость, проницательность, даже мудрость и глубокая вера в Божие милосердие. Но, главное, какой значительной личностью ощущал себя гражданин, как высоко поднимался он в своих глазах, всем актом “доброделания” этой от диавола исходящей затеи.

Здесь нелишне будет вспомнить предупреждение святого Серафима: “Все наши добрые дела, не ради Христа совершённые, пользы не приносят нам ни в этой жизни, ни в будущей”. Апостол Иоанн мысль эту раскрывает конкретнее: “Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей; ибо всё, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего”. (I Ин. 2.15)

Исходящее не от Отца, – как учит апостол, – это всё совершающееся в человеческом обществе; атмосфера мира сего; основа, стержень всей земной жизни человека; его мировосприятие. Апостол и причину указывает, почему наша жизнедеятельность протекает вне любви Божией. Потому что всё в нашем мире строится на удовлетворении наших физических и нравственных потребностей, освящённых чувством собственной значимости, потому что живём самостью, самоутверждением. Вы скажете: “А как ещё иначе жить здесь на Земле? Человек – венец творения, Богом благословленный обладатель Земли (Быт. 1.28). И кому, как не ему, самоутверждаться на Земле? И мы благодарны Творцу, что Он сделал нас такими, что мы самостоятельно развиваемся без всяких внешних помощников. Достигли высочайших вершин прогресса, и ещё достигнем. Почему, при этом, не может быть в нас любви Божией и веры в Его отеческое к нам расположение?”

“Как вы можете веровать, – говорит Христос, – когда принимаете славу друг от друга, а славы, которая от единого Бога, не ищете?” (Ин. 5.44). Во-первых, мы понятия не имеем, что есть “слава от единого Бога”, и где её искать. А во-вторых, кто ещё иной так внимательно, неотступно и проницательно следит за моим поведением, моральным и эстетическим обликом, как не мой сожитель и сосед. Признавшие мои достоинства современники и благодарные потомки – вот судьи, чьих оценок я жду. Правда, есть люди, для которых общественное мнение – ничто. Но это либо воры и жулики, боящиеся огласки, либо обиженные судьбой гордецы. А так, идеал нормального человека – пожить подольше, вкусив досыта благ земных, принести посильную пользу обществу и уйти с сознанием исполненного пред человечеством долга. А уж на том свете Бог разберётся, славить меня или не славить. Бог для нас, в основном, потустороннее лицо, загробное. И если Он вмешивается в нашу земную жизнь, то никто не знает, в чём это проявляется, и чего Он, собственно, добивается.

А посему, заявление Христа о том, что мы должны искать этого прямого выражения Божиих поощрений наших действий – тема для нас слишком таинственная. Есть такой период в жизни неверующего – период начальной, свежей веры, когда ему кажется, что сейчас он наладит прямой контакт с Богом. Но после всех молитв, поклонов и прошений, не обнаружив на себе сияния славы Божией, не получив никаких нежданных кошельков на дороге или счастливых лотерейных билетов; а на просьбы к Богу, притом, серьёзные, такие, как: мужа излечить от пьянства или сына избавить от дурной компании или выселить из квартиры ужасных соседей – верующий человек слышит лишь глухое молчание, конечно, свежая вера его порядком скисает. Некоторые, отчаянные, иногда приходят в возмущение и выговаривают Богу всё, что они о Нём думают. И тут уже вспоминаются и собаки, разрывающие детей, и прочие ужасы, происходящие на Земле, при Его молчаливом попустительстве. Так что под конец верующий вынужден делать выводы, что либо Бог и в самом деле спит, как в Библии написано, либо не в состоянии справиться с нашими проблемами.

Давно это началось, ещё в Раю, сразу, как только люди согрешили. Сразу у них открылись глаза на себя. А до того на себя они и внимания не обращали, будто их и не было, будто они не они, а сплошное продолжение Божиих идей и повелений. Как у Христа. А вот согрешили и сразу обрели самостоятельность, сразу оценили себя – творение рук Божиих; и выявили в Творце несовершенство – человека сделал, а про костюмчик-то и забыл. Пришлось исправлять Божии недоделки, стряпать опоясания из листьев. Видите, где начало нашего научно-технического прогресса. А не согреши прародители, так и бегали бы, как зверята, голые (правда, в Раю), соблюдали бы слово Отца Небесного, делали бы то, что Ему угодно, и не догадывались бы о несовершенствах Бога.

А уж когда Бог воплотился на Землю, то так шокировал общество, что все глубоко верующие сразу сказали: “Это не Бог”. Во-первых, чисто по научному, не может Творец Вселенной явиться на Земле, на этой капелюшечной планетке, да ещё в теле человеческом – абсурд. Не может Необъятный поместиться в точке. А как Он Себя вёл. Бог не ведёт Себя так. Мало того, что заповедь о хранении субботы, которую так усердно исполняли верующие, чуть ли не игнорировал. Он вообще людей праведных и уважаемых избегал. А с грешниками бражничал. Какие-то крутились вокруг Него дамы подозрительной репутации. Руки не мыл перед едой. Но, главное, ставил ни во что учителей Закона Божия и первосвященников. Как Он их оскорблял! И слепые вожди слепых, и лицемеры, и дураки, и змеи подколодные, и полные гнилых костей гробы разукрашенные! А когда Он уже дошёл до богохульства – терпение у них, конечно, лопнуло (бедный первосвященник даже рубашку на себе порвал). Естественно, вынуждены были Его убить.

Нам могут заметить, что как-то непочтительно мы излагаем столь священную для христианина тему. Получается не богословие, а какое-то ёрничество. Мы согласны – стиль далеко не церковный и даже не светский. Стиль, соответствующий тому духу, коим совершалось это космическое преступление, стиль самой нечистоты. И пора бы уже дать определение нечистоты, что довольно сложно. Если чистота нам неведома, то нечистота нам неощутима. Мы даже не можем абстрагироваться, посмотреть на нечистоту со стороны, потому что в ней пребываем и ею живём, мы – сама нечистота. Можно было бы сказать по слову св. Симеона: “кто не видит Бога, тот нечист”, что нечистота – это пребывание твари во тьме неведения Бога. Можно подойти и по другому. Если чистота – это сыноположение перед Богом, сознательное пребывание в его воле, то нечистота, как антипод чистоты, есть сыноположение Бога перед тварью; сознательное властвование твари над Богом. Скажете: “Такого точно быть не может”. Мы тоже считаем, что такого быть не может. Не может тварь властвовать над Творцом. Однако же только что рассуждали, как это происходило в реальности, как тварь не только что приняла своего Творца, но ещё и умудрилась распять Его на кресте. И делала это не в затмении ума, не в бреду, а абсолютно сознательно.

“Но ведь люди не знали, что Иисус – это Бог”, – могут нам сказать в оправдание, хотя такое оправдание ещё глубже обнажает корни нашей нечистоты. Нечистота не только ставит Бога в подчинение твари, не только предъявляет Ему претензии и требует повиновения, но способно так высоко воспарить над Творцом, что отрывается от всяческой сознательной с Ним связи и низводит Его до небытия. Таков предел нечистоты, до коего, кстати, не дошли даже духи нечистые. Они “веруют и трепещут” (Иак. 2.19), а человек спокойно и трезво создаёт институт Научного Атеизма и защищает диссертации, доказывающие, что Бога нет, как “сказал безумец в сердце своём” (Пс. 2.2). Человек сочиняет труды о какой-то самой по себе существующей “материи”, способной производить на свет и людей, и всю прочую тварь, кои в борьбе за существование сами по себе развиваются, сильные выживают, слабые погибают. Всё Божие попечение о мире теперь уже научно возложено на законы природы и философски подведено под категории “необходимости” и “случайности”. Разумеется, в таком мироустройстве Приходящего “во имя Отца Небесного” быть не может. И это ещё одна основная сторона нечистоты – всё приходящее воспринимается только “во имя своё”. Так что, уж если в Первом Пришествии Христа люди не узнали Его и распяли, то уж во Втором Его Пришествии люди встретят Христа и Его небесное воинство подобающе, всем арсеналом боевой техники. Во всяком случае, за инопланетян-захватчиков примут – это однозначно.

Именно это восприятие Приходящего “во имя Отца” как захватчика, как покушающегося на нашу жизнь, открывает саму суть нечистоты. Мы слушаем и не слышим с л о в о Божие не от глухоты, а от того, что оно нас оскорбляет, унижает наше достоинство. “Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные” (Евр. 4.12). Мы не принимаем воли Божией не от того, что не понимаем, чего Бог от нас хочет, а от того, что не даёт нам жить так, как мы хотим. Более того, по Его воле нас угнетают сильные, обманывают власти, грабят негодяи, докучают тунеядцы. Из тюрем и больниц вечно голодные глаза целятся на наш собственный, трудами заработанный кусок. Его воля отнимает у нас время, деньги, силы, наши маленькие радости и нашу большую любовь к самим себе, к своим родным и близким, хочет превратить нас в жалких, потерянных, ничего не стоящих рабов. Мы смотрим и не видим и не хотим искать славы от единого Бога не от того, что не знаем, где её искать и в чём она выражается, а от того, что сияние славы Божией нам режет глаза, сжигает огнём наши души.

Что же есть эта нечистота? Хотелось бы сказать, что это – абсурдная химера, если бы не была она нашей трагической реальностью, приковавшей нас к мучительному безумству: гореть от света содержащей нас любви Божией; воевать с сохраняющим нас словом Божиим; видеть зло и агрессию во всяком благе, от Отца приходящем. Церковь дала этому образу бытия имена – это и грех, и беззаконие, и зло, и тьма, и смерть. “Род неверный и развращённый”, – такую оценку дал сам Господь удостоенному Его общения человечеству, скрепив её тяжёлым вздохом: “Доколе буду с вами, доколе буду терпеть вас!” (Мф. 17.17). Так что же это за область бытия, глядеть на которую Самому Богу тошно? Откуда взялся в Отцовом мироздании этот дикий “мир не от Отца”, мир, которого Бог не творил?

Загляните в первую главу книги Бытия. “И сказал Бог: да будет свет. И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы.” Как видите, тьму Бог не творил. Она открылась как нечто, явившееся вместе с жизнью тварных светлостей, сынов света, и при этом, как нечто несовместное, противоестественное жизни творений, пребывающих “во имя Отца”. Она была возможной способностью твари жить “во имя своё”. Познанием зла обнаруженная, грехопадением обретённая, обольстившаяся нечистотой, сковавшая смертью, стала тьма вечным состоянием твари, свободно отпавшей от отцовства Божия в ложное самобытие, в самость, как называют это состояние Отцы Церкви.

Казалось бы, да что уж тут такого ужасного? Человек вырос, захотел попробовать свои силы, покинул отчий дом. И пусть себе развивается самостоятельно. В христианских странах за границей давно уже принято родителям покупать детям отдельные квартиры и давать им возможность зарабатывать; и те быстро развиваются в людей самостоятельных. Да мы и без иностранцев знаем, что беспризорные дети быстро развиваются. Так и человечество развилось. “Бог посмотрел на Землю – и вот она растленна. И увидел Господь, что велико развращение человеков на Земле, что мысли и помышления сердца их были зло во всякое время” (Быт. 6). И это закономерно. Как ещё может развиваться тварь, если всякое слово Отца для неё – огонь, яд и вражья сила? Нечистота не приемлет соблюдения Отцова. Оттого у самостного человека движение – только в одну сторону: в растление.

Во время посещения людей Сыном Божьим дело обстояло не лучше. “Свет пришёл в мир, но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы” (Ин. 3.19). Вас не настораживает стиль самой информации Священного Писания – всё как-то гиперболизировано. У допотопных людей “мысли и помышления сердца их были зло во всякое время”, – будто они только и думали, как кого зарезать. У современников Христа “дела их были зло”. Неужели, так уж и все дела? Было же что-то нормальное, человеческое – любовь к детям, уважение к родителям, дружба, сострадание? Думается, было. Только надо знать, что есть зло. Если мы думаем, что зло – это только убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления (Мф. 15.19) и прочие пакости, то мы ошибаемся. До познания добра и зла, когда человек жил Божественным светом, он и не мыслил, что можно жить как-то иначе. Познав добро и зло, он открыл для себя, что можно жить, как прежде, жить Богом, жить во имя Отца, и теперь это называется добром, а можно жить и самостоятельно, во имя своё, и это уже – область злобытия. Когда апостол говорит: “Весь мир лежит во зле” (Ин. 5.19), – то это не значит, что все поголовно друг друга режут и насилуют, а это значит, что дела, мысли и помышления сердца людей во всякое время вне Божьего Отцовства, “не есть от Отца, но от мира сего”, – как говорит апостол, что человечество живёт в своём собственном гетто, где самое высокое человеческое есть “зло и мерзость перед Богом” (Лк. 16.15). Уж кажется, какие высокие чувства проявил Симон Пётр, какую жалость и заботу, когда бросился уговаривать Иисуса, чтобы Он не ходил в Иерусалим, где Его должны были убить. Что сказал ему Иисус? “Отойди от меня, сатана, ты мне соблазн, потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое” (Мф. 16.23).

Ох уж это человеческое! Нам, россиянам, не надо заглядывать в историю. Здесь мы сами – история, сами творцы истории и соучастники, когда наши деды и отцы ломали и взрывали Храмы, чтобы ничто не мешало и даже не напоминало об Отце Небесном, и под руководством “самого человечного из всех людей” стали строить человеческий рай на Земле. И какой навели порядок! Какой энтузиазм, какая сплочённость, какое братство народов царило в стране! Какое уважение к человеку! На каких высоких идеалах воспитывалась молодёжь! Были трудности. Но люди совершали подвиги, отдавали жизни во имя светлого будущего. А как процветало искусство, наука и техника. Победы на спортивной арене. А какие были фильмы – чистые, задушевные, звали к правде, учили добру, любви к человеку. И вот без войны, без катаклизмов – земля растленна и велико развращение человеков. Что за страшная метаморфоза? А метаморфозы никакой нет. Теперешний разврат – он хоть закономерен и естествен для беспризорной России. Советский рай нёс в себе куда более глубокое растление. С детства браво распевая: “как хорошо в стране советской жить”, – демонстрируя миру, как велик и прекрасен освободившийся от пут Православия россиянин, “советы” так распалили и разнуздали его самость, что он ещё долго будет блудить в безотцовщине. Если человек отказался от Отца небесного, то это не значит, что и Отец на него махнул рукой. Если человек забыл свой сыновний долг и уже понятия не имеет о своём предназначении, то это не значит, что и Бог растерял все свои планы и замыслы о человеке, и у Него пропало всякое отеческое желание заботиться о человеке и содержать его Своей благодатью. “Свет во тьме светит, и тьма не объяла его” (Ин. 1.5). Бог верен, неотступен, неколебим в Своём Отеческом попечении и промышлении о человеке.

Но самость наша не даёт нам видеть соблюдения Отцова, отчего нашими высокими намерениями и добрыми делами мы лишь выстилаем себе дорогу в ад, потому что и “мудрость наша – безумие перед Богом”, и любовь такая, что Господь советует нам лучше заменить её ненавистью. Не даёт нам самость и доверить себя содержащему нас Богу. Не принимаем мы Христово заверение: “Не заботьтесь и не говорите: “что нам есть?” или “что пить?”, или “во что одеться?” Знает Отец ваш Небесный в чём вы имеете нужду. И если уж вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более, Отец ваш Небесный даст Духа Святого просящим у Него” (Мф. 6.31; Лк. 11.13). Духом Святым сыт не будешь”, – заявляет наша самость и требует уже не просто “хлеба и зрелищ”. Теперь самость усердно откармливает человека всякой химией, наркотиками и развратом всех мастей, погоняя род человеческий поскорее телесно вырождаться и душевно сатанеть.

Но если наше самообладание и наше самосодержание просто игнорируют Божие о нас попечение, то самосохранение открыто воюет с Отцом небесным при абсолютном нашем неведении об Отцовом о нас сохранении. Когда на церковных службах диакон то и дело возглашает: “заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, своею благодатью”, – о чём здесь думает молящийся прихожанин? Чтобы сосулька на голову не упала, или разбойники по дороге из Церкви не ограбили? Если бы только от сосулек и лиходеев надо было нас сохранять! Про них Христос сказал: “Не бойтесь убивающих тело.” А вот про кого Он сказал: “Бойтесь того, кто может и тело, и душу погубить в геенне” (Мф. 10.28)? Про нас самих сказал. Про наше самосохранение. “Кто душу свою сбережёт, тот погубит её” (Мф. 10.39). Пётр нашим человеческим методом попытался сберечь душу Учителя. Христос говорит ему: “Отойди от меня, сатана”, – не только потому, что Пётр проявил себя в роли сатаны-соблазнителя, но, главное, потому, что Пётр, не помышляя о Божием сохранении, жил убеждением, что самосохранение есть реальная спасительная сила. Пётр в одном только прав: самосохранение – действительно реальная сила и столь могучая, что даже великого Божьего ангела света превратила в сатану, а уж горемык спокойно содержит в вечной тьме сатанинских подражателей.

Когда святой Серафим Саровский советовал Мотовилову не шутить с бесами, он ясно выразился, что только Божественная благодать Всесвятого Духа сохраняет род человеческий от них, самый малейший из коих может Землю когтем перевернуть. И не сохраняй нас Отец наш Небесный силою Своей благодати, давно бы уже мы приняли участие в продовольственной программе сатаны, поскольку сатана – не просто тупой человекоубийца, а гурман, смотрит на симпатичных, умненьких и аппетитных поросят. Желающий в этом убедиться может сходить к сатанистам на их ритуальный шабаш и посмотреть, с каким удовольствием они пожирают человеческое сердце, вырванное из груди ещё трепещущей в конвульсиях жертвы. Так что, если некоторые зашедшие в Храм Божий удивляются, что всю службу надо твердить “спаси, сохрани”, чтобы Бог услышал, то пусть не удивляются, потому что повторяется это как раз для прихожан, чтобы они хоть на десятый раз, наконец-то, догадались, что сохраняет их лишь Божия Благодать, и что пора уже из собственных рук “предать себя, и друг друга, и всё жизнь свою Христу Богу”.

Спросите, зачем предавать себя в руки Божии, если Он и так сохраняет нас Своею благодатью? А затем, что человек всю жизнь свою только тем и занят, что противится сохраняющей его Божией благодати. И если кто-то думает, что он легко и просто может предать себя на сохранение Отца Небесного, то он глубоко ошибается. Мы поражены неведомым миру вирусом – сатанинской самостью. Вирус этот в своё время показывает себя человеку, когда вдруг человек познаёт своё истинное лицо тварного ничтожества, отпавшего от сохраняющей его Божией благодати, когда тело его становится чужое и душа – ему не принадлежащей, когда он обнаруживает своё абсолютное бессилие, и в совершенной беспомощности, в смертельном ужасе трепещет даже перед мухой, готовой своим хоботом засосать его и переварить в своём мерзком желудке. Сей страх безблагодатности, спрятанный нами под спудом телесных и житейских проблем, постоянно возжигает в нас сильнейшую, неукротимую тягу самосохранения, стремление успокоиться в своей неуязвимости, укрепиться в камень преткновения для всякой враждебной силы. И здесь мы видим такое многообразие дел и плодов самоукрепления. Как и чем только не укрепляется человек, чтобы сохраниться! От простого “нельзя, моё” до сложнейшей системы правоохранительных органов, чиновников, министерств, парламентов, законов, конституций, больниц, тюрем, лагерей, государственных границ, армий, флотов, космических исследований – всё замешано на самосохранении. Мы живём, чтобы самосохраняться, и самосохраняемся, чтобы жить. Таков основной закон мира тьмы. Самосохранение не позволяет нам отдавать рубашку, идти с кем-то версту и подставлять щёку. Лжём, предаём, воруем, убиваем, чтобы самому сохраниться. Самоукрепляемся чревоугодием, блудом и сребролюбием уже не просто, а по научным методикам. Кто накачивает свой ум, кто накачивает мышцы, кто шустрит в коммерции, кто скупает недвижимость, кто честно строит домашнюю крепость, кто умудряется усесться в парламентское кресло...

“Подождите!” – нам скажут. – “А те, кто не идёт на всякие тёмные дела, чтобы сохранить своё доброе имя? Кто уклоняется от всякого растления, чтобы сохранить целомудрие? Кто ходит в Церковь, причащается, чтобы сохранить и укрепить себя как христианина? А кто – даже постригается в монахи, чтобы сохранить себя от власти мира?” Если они будут думать, что сами сохраняют свою святость, то их можно только пожалеть. Но пусть лучше святой Нил Сорский скажет. “Если не смиришь мудрование своё, то благодать оставит тебя, и ты, конечно, побеждён будешь в том, в чём искушаем был. Ибо твёрдо стоять в добродетелях сам собою не можешь. Это есть дело благодати, которая носит тебя, как мать своё дитя, на руках своих, сохраняя тебя от всякой сопротивности”.

Но самосохранение, неуёмная мать всех страстей, не только загоняет нас в храм и монастырь, чтобы укрепиться святостью и бессмертием. Она, как слепой спрут, присасывается ко всему сопутствующему нашей жизни и заставляет души наши врастаться во всё, в чём мерещится наша крепость. Так что кто-то не видит жизни без приглянувшейся ему женщины; кто-то не представляет себя без “Мерседеса”. Для кого вся жизнь – в детях, для кого – в своей любимой болонке. Привязываемся к родным, к друзьям, к одежде, к пище, к своим порокам, к своему положению в обществе, к виду из окошка, к улице, где живём, к городу, к окрестностям, то тоскуем по солнышку, то ждём дождя, воображаем, как “широка страна моя родная” и верим, что “всё вокруг моё”. Со всей искренностью расширяем пределы своего собственного эгоцентрического мироздания, наивно присваивая Божию собственность себе, идём всё по той же схеме пушкинской старухи, уготавливая себе разбитое корыто со слезами неминуемых потерь. С чем остался выразитель самости – блудный сын? Он, наконец-таки, уяснил и осознал (дай Бог и нам это осознать), что ни соблюдать, ни содержать, ни сохранять себя он не способен, что все его светлые идеалы – сущий бред, заведший его в пагубу, что вся его сноровка осчастливить себя полнотой бытия обеспечила его лишь объедками из свинячьего корыта, что силы и способности сохранять себя довели до порога голодной смерти, что всей своей самодеятельностью он только смог погубить всё то, чем наделил его Отец. И что единственный выход у него – покаяться пред Отцом и пойти к Нему в наёмники, то есть быть у него свободным рабом.

Таково начало пути христианина. Как сказал святой Иоанн Лествичник: “Предоставь Господу немощь своего естества, сознавая во всём своё бессилие – и получишь дарование чистоты тела и души”. Вот почему Христос и не требует от нас сразу стать чистыми, зная, какой это труд. И будучи Истинным Учителем, Он говорит, как достигать чистоты, что нужно делать, чтобы идти к чистоте. “Отвергнись себя”, – это Христово благословение на наш тяжелейший, пожизненный подвиг самоотвержения, отвержения своей самости, своего самособлюдения, самосодержания и самосохранения. Это благословение требует от нас анализа своей жизни, глубокого переосмысления своего мировоззрения, внимательного, каждодневного исследования своих поступков, чтобы в конце концов ты мог сказать: “Се раба Господня, да будет мне по слову твоему, Отче”.

Комментарий редакции

Помещая статью нашего давнего автора, редакция “РС” не может в данном случае признать все выраженные здесь мысли созвучными направлению, а лучше сказать – духу журнала и Русского Философского Общества. Ведь нельзя отстаивать право русского народа на самобытность, считая последнюю чем-то “нечистым”, заведомо враждебным воле Божьей. Нельзя отстаивать достоинство русского человека, унижая человека как такового, явно подменяя, как это делает автор, сыновнее отношение к Богу – отношением раба к Господину, если не сказать прямо – отношением вещи к своему Хозяину.

Почему же мы печатаем эту статью? Прежде всего потому, что выраженный здесь взгляд на Православие весьма распространен. Протодиакон С. Чуркин высказывает этот взгляд совершенно откровенно, с неподдельным энтузиазмом