Содержание выпуска №7

В. О. Ключевский

I.

Итак, пусть кризис. Имеет ли он частный характер, то есть происходит только в одной стране, у нас в России, или затронул и другие страны? Вот что писал П. А. Сорокин в середине 20-х годов. «Все важнейшие аспекты жизни, уклада и культуры западного общества переживают серьезный кризис ... Больны плоть и дух западного общества, и едва ли на его теле найдется хотя бы одно здоровое место или нормально функционирующая нервная ткань ... Мы как бы находимся между двумя эпохами ... Мы живем, мыслим, действуем в конце сияющего чувственного дня, длившегося шесть веков. Лучи заходящего солнца все еще освещают величие уходящей эпохи. Но свет медленно угасает. Ночь этой переходной эпохи начинает спускаться на нас. За ее пределами, однако, различим рассвет новой великой... культуры, приветствующей новое поколение – людей будущего» [1, с.427]. И он же, уже в сороковые годы, констатирует следующее: «Настоящий кризис носит не обычный, а экстраординарный характер. Это – не просто экономические или политические неурядицы, кризис затрагивает одновременно почти всю западную культуру и общество, все их главные институты. Это – кризис искусства и науки, философии и религии, права и морали, образа жизни и нравов. Это – кризис форм социальной и экономической организации, включая формы брака и семьи. Короче говоря, это – кризис почти всей жизни, образа мыслей и поведения, присущих западному обществу. Если быть более точным, этот кризис заключается в распаде основополагающих форм западной культуры и общества последних четырех столетий» [1, с.429].

Почему я так много цитирую Питирима Сорокина? Обличения Запада нашими патриотами, начиная со славянофилов, общеизвестны. При этом все они ставят на Западе крест, а вот Сорокин (и здесь я с ним согласен) считает это переходной эпохой. П. А. Сорокин продолжает: «Всякая великая культура есть не просто конгломерат разнообразных явлений, сосуществующих, но никак друг с другом не связанных, а есть единство, или индивидуальность, все составные части которого пронизаны одним основополагающим принципом и выражают одну, и главную, ценность (у меня: руководящую идею - Б.А.). Доминирующие черты изящных искусств и науки такой единой культуры, ее философии и религии, этики и права, ее основных форм социальной, экономической и политической организации, большей части ее нравов и обычаев, ее образа жизни и мышления (менталитета) – все они по-своему выражают ее основополагающий принцип, ее главную ценность. Именно ценность служит основой и фундаментом всякой культуры. По этой причине важнейшие составные части такой интегрированной культуры также чаще всего взаимозависимы: в случае изменения одной из них остальные неизбежно подвергаются схожей трансформации» [там же]. И далее: «Ни одна из форм культуры не беспредельна в своих созидательных возможностях, они всегда ограниченны ... Когда созидательные силы исчерпаны и все их ограниченные возможности реализованы, соответствующая культура и общество или становятся мертвыми и несозидательными или изменяются в новую форму, которая открывает новые созидательные возможности и ценности. Все великие культуры, сохранившие творческий потенциал, подвергались как раз таким изменениям» [1, с.433].

Следствием описанного П.А. Сорокиным всеобъемлющего европейского кризиса была и Вторая мировая война. Победа союзников не разрешила этот кризис. Правда, наступившая сразу после горячей холодная война «подморозила» исторический процесс и на Западе, и в России. Но период холодной войны прошел; кончается и ее инерция, и скоро не только мы, но и Западная Европа почувствует переходный характер нашего времени. Почувствует рано или поздно. По сути о том же говорит и Сорокин. «Главный вопрос нашего времени не противостояние демократии и тоталитаризма, капитализма и коммунизма, пацифизма и милитаризма, ... а также не один из текущих расхожих вопросов, которые ежедневно провозглашаются государственными деятелями и политиками, профессорами и министрами... Все эти темы не что иное, как маленькие побочные продукты главного вопроса, а именно: чувственная форма культуры и образа жизни против других форм» ... «Ни Гитлер, ни Сталин, ни Муссолини не создали сегодняшний кризис, а, наоборот, существующий кризис создал их такими, каковы они есть, – его инструментами и марионетками. Их можно убрать, но это не уничтожит кризис и даже не уменьшит его. Этот кризис, пока он существует, будет создавать новых Гитлеров, Сталиных, Черчиллей и Рузвельтов» [1, с.432]. Как разрешится этот кризис, Сорокин не знает, для него это новая эпоха развития Запада только маячит на горизонте. Я же обозначил ее (см. «РС», №6) как эпоху созидательного национализма, или, точнее, как распутье трех дорог: космополитизма, шовинизма и созидательного национализма.

Если национализм есть веление исторического времени, то и фашизм и коммунизм в Европе и в России имели объективные исторические причины, были попытками ответить на вопрошания времени. Каковы последствия и уроки событий в России, я уже говорил в статье, указанной выше. Ну а почему не состоялся национализм в Германии – или все же состоялся? Я бы отметил в связи с этой проблемой изменение направленности германского национализма, который сначала был направлен внутрь, а именно, на поиск национальных форм жизни во всех ее проявлениях. Но после объединения всех немцев в единое государство, в Отечество, на чем немцам и следовало бы остановиться, произошел поворот. Гитлер решил «навести порядок» уже во всей Европе, естественно, порядок по-немецки, – а это уже не является задачей созидательного национализма; а вслед за этим напал на Россию, чего не рекомендуется делать ни одной стране, как бы сильна она ни была. При этом он пренебрег советами и предостережениями Бисмарка, ряда геополитиков, да и некоторых собственных соратников.

Итак, мы в России переживаем сходный с Европой этап становления народного духа – период национализма. Ни у нас, ни в Европе этого по существу не осознают ни радикалы, ни консерваторы. И тем не менее это действительность, которую надо уразуметь и которой надо соответствовать. Что действительно, то разумно, что разумно, то действительно. Этому учил еще Гегель. Напомню еще и В.О. Ключевского: «История учит даже тех, кто у нее не учится: она их проучивает за невежество и пренебрежение». Как она проучит Европу, или в Европе, несмотря на вольную и невольную дискредитацию национализма в ХХ веке, все же победит разум, мы увидим в XXI веке. Мы же должны сделать для себя важнейший вывод из европейской истории ХХ века: мы союзники тех сил в Европе, которые вступили или готовы вступить на путь созидательного национализма. Следующий вывод: национализм не может победить или, по крайней мере, вполне проявить себя в созидательной форме только в одной или даже нескольких странах. Он может победить только во всей Европе или в большинстве европейских стран. И только тогда, когда будет направлен не вовне, не на утверждение своего превосходства, не на завоевания, а на внутренние изменения, то есть на преображение жизни в национальном направлении, на выявление всей полноты французского во французах, испанского в испанцах, германского в немцах. Возможно, при всей кажущейся непроявленности, этот процесс уже идет, пусть медленно, почти незаметно. Но стать «американцами» европейцы не хотят, хотя к этому направлено много сил и средств; не подчинилась Европа и «новому порядку» А. Гитлера, не пошла и по пути коммунистического интернационализма. То, что Европа объединяется, ничуть не противоречит национализации, поскольку не в границах, не в национальной валюте дело. Если же я ошибаюсь, то тогда действительно наступил закат Европы, однако последнее совсем не очевидно.

Сходность этапов исторического развития и особенности завершающего этапа становления народного духа Европы и России обязывают по-новому взглянуть на наши взаимоотношения в настоящий период. Предыдущие этапы становления народного духа (религиозный, государственный, имперский) приводили нас к столкновениям, войнам, противостоянию, прозелитизму и породили много взаимной неприязни в душах и сердцах наших народов, что и было неизбежно. Не надо забывать и то, что мы принадлежим к разным культурно-историческим типам (Н.Я. Данилевский), месторазвитиям (евразийцы), цивилизациям (А. Тойнби), в силу чего прямо исключается абсолютное взаимопонимание и комплиментарность между нами. Но если в предыдущие времена история нас разъединяла, то теперь она нас соединяет. Мы – исторические союзники, и значит, мы должны быть вместе, но именно с Европой, а не с Америкой. А потому следует многое пересмотреть и переосмыслить, четче и глубже осознать наши различия и наше сходство, общность, близость, а они тоже есть, и немалые. К сожалению, ранее к построению единого цивилизованного мира нас больше призывали из чисто эгоистических интересов, далеких от подлинных интересов наших народов. Но теперь не выгода, не страх, не осмотрительность двигают нами. Мы и Европа - исторические союзники по крайней мере на 100 лет, а то и более, и других подлинных союзников ни у них, ни у нас в целом мире нет.

Мой призыв обращен не столько к европейцам, сколько к соотечественникам. Хватит тратить силы на обличения пороков западного мира, пора перестать тешить себя иллюзиями об особом мессианском предназначении России как удерживающей мир от прихода антихриста. Все христиане - «род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего нас из тьмы в чудный Свой свет; некогда не народ, а ныне народ Божий» (I Петр.2, 9-10).

II.

Таково мое видение современного исторического момента, понимание причин сегодняшних бед и нестроений, оценка главных противоречий и противоборств эпохи.

В любом историческом процессе есть силы, творящие историю, и есть силы, выступающие против ее разумного хода. Другое дело, что разумная действительность истории использует их по-своему. Отсюда и сетования на то, что в революции или в реформации нередко побеждают не первичные причины, а вторичные. Так, Д. Бонхоффер писал: «Хотелось бы знать, как случилось, что результаты деятельности Лютера оказались прямо противоположны его намерениям и омрачили последние годы его жизни и работы настолько, что он усомнился в пользе всех своих начинаний... Со студенческих лет я помню спор между Холлом и Гарнаком о том, что побеждает в любом движении, первичные или вторичные причины. Тогда я думал, что прав Холл, который отдавал предпочтение первым. Сейчас я уверен, что он ошибался».

Однако на чьей бы стороне ни выступали геополитики и исторические публицисты, они едины в признании того факта, что в мире всегда идет война. Современный автор П. Тулаев в книге «Войны нового поколения» пишет: «Мир всегда находился в состоянии войны. Сначала противоборство сил различного порядка имело место на небе (Индра – Врита, Ахура – Дэвы, распри олимпийцев, титаномахия, ангелы и демоны), а затем на земле, как между цивилизациями, так и внутри них (Махабхарата, Илиада, Греция, Рим, Карфаген, варвары, конкиста, реконкиста, татаро-монгольское иго, завоевание Америки и Сибири, колониальные войны, мировые войны и т.д. и т.п.). Нет такого периода в истории, когда хотя бы где-нибудь на нашей планете полностью прекратились войны. Отсюда афоризмы: «Мир – это война», «Хочешь мира – готовься к войне»... Война не обязательно сводится к убийству противника. Победить – значит добиться своего превосходства, лидерства, авторитета, добиться власти» [2, с. 54].

Итак, война – постоянный спутник или элемент нашей жизни, как и борьба со своими грехами. Но если это так, то чрезвычайно важно вести войну не только справедливую, но и исторически обоснованную. Важно стать исполнителем, проводником, а то и двигателем истории, короче, быть на ее стороне. А как я показал ранее, сегодня это лишь борьба за свое национальное достоинство, за свою неповторимость, для нас – за русификацию русского народа. И значит, наши главные враги – те, кто хочет помешать или уже мешает этому. Осознать данный факт и решиться на такую войну очень трудно по многим обстоятельствам. В первую очередь потому, что существует слепота пацифизма (надеюсь, что для нас это пройденный этап), но что по существу более важно, и слепота воинственности, ибо человеку со страшной силой навязываются другие войны, определяются ложные или даже мнимые противники, искажается значимость и приоритетность наших конфликтов и противоборств. Вот, к примеру, мнение одного из ведущих современных геополитиков США С. Хантингтона: «Наиболее значимые конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принадлежащими к разным цивилизациям. Столкновение цивилизаций станет доминирующим фактором мировой политики. Линии разлома между цивилизациями – это и есть линии будущих фронтов» [3, с.33].

А вот Олег Платонов: «Противостояние двух цивилизаций (западной и русской) стало определяющим событием нашей истории» [4, с.13]. Поскольку столкновение цивилизаций, Запада и Востока, Запада и России и проч. и проч. для многих людей заслонили подлинную, то есть национальную войну, необходимо разобраться в том, что понимают историки и публицисты под цивилизацией и как соединить или сопрячь нашу главную борьбу за Родину и Нацию с конфликтами между цивилизациями или внутри них. Остановимся сначала на определении цивилизации западными историками и геополитиками.

А. Тойнби: «Доступное для понимания поле исторического исследования не может быть ограничено какими-либо национальными рамками; мы должны раздвинуть наш исторический горизонт до мышления категориями целой цивилизации... Под цивилизацией я понимаю наименьший блок исторического материала, к которому обращается тот, кто пытается изучить историю собственной страны... Это название вызывает у нас определенные ассоциации в области религии, архитектуры, живописи, нравов и обычаев... Если вы идете от Греции и Сербии или России, пытаясь понять их историю, вы приходите к Православному христианству, или Византийскому миру... Начните с Китая или Японии – и узнаете Дальневосточный мир» [5, с.133-134]. «Цивилизация представляет собой некоторую культурную сущность. Деревни, регионы, этнические группы, народы, религиозные общины – все они обладают особой культурой, отражающей различные уровни культурной неоднородности... Мы можем определить цивилизацию как культурную общность наивысшего ранга, как самый широкий уровень культурной идентичности людей. Следующую ступень составляет уже то, что отличает род человеческий от других видов живых существ. Цивилизации определяются наличием общих черт объективного порядка, таких, как язык, история, религия, обычаи, институты, а также субъективной самоидентификацией людей» – говорит Хантингтон [3, с.34]. Олег Платонов пишет следующее: «Разделение человечества на цивилизации имеет не меньшее значение, чем разделение на расы. Если принадлежность к расе выражалась в цвете кожи, строении волос и ряде других внешних признаков, то принадлежность к цивилизации выражалась прежде всего во внутренних, духовных, психических и психологических признаках, самодовлеющих духовных установках. Каждая цивилизация имеет самобытный характер и развивается по собственным законам» [4, с.5]. Нужно отметить, что А. Тойнби считал главной характеристикой многих цивилизаций их религию. В то же время наблюдается несомненная связь религии именно с расой. Белая раса преимущественно христианская, для семитов характерен монотеизм, для желтой расы – язычество в его различных формах. И уже далее идут разделения на православных, католиков, англикан, протестантов; монотеисты делятся на иудеев и магометан; язычники – на индуистов, буддистов, конфуциан и проч. И соответственно, А. Тойнби выделяет православную, западную (католическую), индуистскую, китайскую, дальневосточную в Японии и Корее, арабскую (исламскую) цивилизации.

Большие общности людей во времени и в пространстве наша русская философская традиция редко определяет понятием цивилизации. У Н.Я. Данилевского это – культурно-исторические типы, у Л.Н. Гумилева (развивавшего идеи евразийцев) – суперэтносы. Так, в книге «Россия и Европа» Данилевский пишет: «Всякое племя или семейство народов, характеризуемое отдельным языком или группой языков, довольно близких между собой для того, чтобы сродство их ощущалось непосредственно, без глубоких исторических изысканий, – составляет самобытный культурно-исторический тип, если оно вообще по своим духовным задаткам способно к историческому развитию и вышло из младенчества» [6, с.77].

Внимательное рассмотрение выделяемых разными философами, культурологами и геополитиками цивилизаций, суперэтносов и культурно-исторических типов показывает, что не существует четкого или окончательного разделения рода человеческого по этим категориям. Попытаюсь объяснить, почему это происходит и как можно преодолеть этот коренной недостаток.

Человек триедин, ибо он есть образ и подобие Триединого Бога Пресвятой Троицы (см. подробнее «О логосе нации», РС, №3), и потому выделяемые цивилизации, суперэтносы и культурно-исторические типы затрагивают лишь одно из трех начал человека. Другими словами, все реально существующие большие и по-своему самобытные человеческие сообщества имеют «опору» или основу в одном из начал человека. Соответственно, те сообщества, которые «опираются» на личность человека, имеют нечто общее в народном духе; те, что связаны с сущностью человека – в культуре, то есть в менталитете, воображении, чувстве прекрасного (искусстве); и наконец, те сообщества, которые складываются на основе жизненного начала, имеют близкие традиции и архетипы, родственную мифологию, близкое переживание мистического и сакрального, обладают сходством в решении социально-экономических проблем.

Первый тип сообществ очень тесно связан, по терминологии евразийцев, с «месторазвитием», с пространством проявления национальной харизмы в человеке, которое и становится в этом случае родиной, вне которой человек чувствует себя изгнанником, ибо теряет связь с духом своего народа. Л.Н. Гумилев назвал этот тип сообществ суперэтносами.

Второй – культурный – тип человеческих сообществ основан на родстве языков, единстве эстетического, художественного и философского пространства. Н.Я. Данилевский называл такие сообщества культурно-историческими типами.

Третий тип, называемый чаще всего цивилизациями, определяется сходством в переживании мистических и сакральных реальностей, близостью подходов в решении социально-экономических проблем, общностью мифологического пространства.

III.

Несмотря на то, что цивилизации, суперэтносы и культурно-исторические типы не так резко, окончательно и глубоко, как это представлялось многим мыслителям, разделяют род человеческий, и нельзя делить человечество только на цивилизации и так далее, можно говорить о наличии цивилизаций, но уже в более широком смысле этого слова, – цивилизаций, которые не граничат друг с другом, а «накладываются» друг на друга, создавая более сложную и разнообразную картину, чем это представлялось цитированным выше авторам. Замечу, что я отдал предпочтение категории цивилизации как более неопределенному для нас понятию, чем суперэтнос или культурно-исторический тип.

Памятуя о триединстве человека и триединстве нации (РС-3), можно говорить и о наличии триединых цивилизаций. Соответственно, онтологический статус цивилизации ниже, чем статус нации и тем более человека, однако, и он существует, определяя отнюдь не чисто концептуальное, а именно онтологическое единство, принадлежность к которому ощущает каждый человек и которое куда более действенно, чем принадлежность к абстрактному (собирательному) человечеству.

И тогда Русская цивилизация есть некое культурное, этническое и мифологическое единство, объемлющее близкие или родственные нам по культуре («языку»), народному духу (месторазвитию) и расе (традициям, архетипам, мифологии) народы, с которыми мы можем найти «общий язык» в процессе своего культурного, государственного и социально-экономического развития. Тем самым можно говорить о трех составляющих русской цивилизации: культурной, государственной и расовой. И с учетом сказанного выше, можно полностью признать все то, что говорилось о славянском братстве (родстве), но также и арийском, и евразийском.

Здесь, однако, необходимо уточнить следующий момент. Исходя из этой тройственной сопринадлежности, в политике и в государственном строительстве на первом месте (естественно, вслед за интересами русской нации) должны стоять интересы Евразии. У каждого суперэтноса не только свое месторазвитие, но и свои принципы и методы государственного строительства и обеспечения мира и безопасности. И в отличие от Европы порядок в Евразии обычно обеспечивало одно самое сильное, на данный момент, государство. Взаимоотношения народов Европы строились на других основаниях, ибо даже в период испанского или французского могущества ни Испания, ни Франция не могли навязать свой порядок всей Европе. С учетом сказанного обеспечение мира одним или несколькими государствами не должно выходить за рамки своего суперэтноса. И потому мир и благоденствие в Европе – не наша забота. Сорок лет порядка и мира в Европе в период Священного союза, обеспеченного прежде всего мощью и авторитетом России, вплоть до подавления Венгерской революции, привели к тому, что набравшись сил, Европа двинулась на Россию (Крымская кампания). Соответственно и мы не должны допускать ни под каким предлогом вмешательства стран Европы, а тем более США, в наши дела. Все спорные вопросы народы Евразии должны решать между собою. У нас своя судьба и свои способы решения острых проблем. Потому, к примеру, вступление любой страны Евразии в НАТО – это прямая измена своей исторической судьбе; предательство интересов России-Евразии в конечном счете скажется самым трагическим образом и на судьбе народа, допустившего это предательство.

У Русской цивилизации существует и свое культурное пространство, которое не совпадает с границами Евразии – это славянский мир. Именно славянскую культуру мы должны знать в первую очередь, ибо она нам много ближе, даже роднее, чем какая-либо другая. Ориентация поляков, чехов, болгар и прочих славянских народов на романо-германскую культуру может лишить их национальной самобытности, которую будет очень трудно восстановить. Нам это грозит меньше, благодаря глубине, разнообразию и величию русской культуры. Однако засилие в искусстве, литературе и особенно в философии иноязычных авторов делает актуальной и нашу борьбу за сохранение культурной самобытности. И тут важно продолжать и расширять культурное общение с современной славянской культурой. Это актуально и для славян, и даже много важнее, чем сохранение территориальной целостности той же Югославии, которая в культурном отношении все больше и больше отдаляется от России, в частности, отдавая приоритет изучению французского языка перед русским. Культурная изоляция от России приведет к невосполнимым потерям для сербской души, которая вслед за этим перестанет быть и православной. А это куда страшнее, чем потеря Косово.

Третья составляющая Русской цивилизации – расовая. Наиболее полно арийская душа проявила себя в принятии Благой Вести – Евангелия и в верности христианству, которую продемонстрировали народы белой арийской расы на протяжении многих сотен лет. Расовая близость предопределяет наш взаимный интерес к религиозной жизни друг друга, особенно сейчас. И пусть мы дифференцированы в вере, у нас, слава Богу, еще очень много общего в религии, в верности своей Церкви, ее догматам, таинствам и традициям. Для арийских племен вообще характерна верность традиции, глубокая иерархичность жизни, и многое другое, что не просто сближает нас, но даже в определенной степени роднит между собой. Именно здесь заключена наша самая большая общность со всеми племенами Европы, именно в религиозном пространстве можно говорить о единой Европе от Дублина до Владивостока.

И сейчас наша главная задача – устранить здесь то, что разделяет нас. Я имею в виду, прежде всего, те искусственные построения, которые возникли в период вражды и противостояния. Мы должны, в частности, самым решительным образом отказаться от прозелитизма в вере, ликвидировать в корне униатство, вместе сохранять все сакральное в Церкви, оберегать свое арийское сердце от соблазнов неарийских влияний. Например, близость нашего психического склада обязывает нас многое пересмотреть в нашей неестественной привязанности к учению З. Фрейда. Это не наш психоанализ. И если уж мы не можем обойтись без психоанализа, то должны обращаться к К. Юнгу. Расовое мироощущение и связанный с ним психический строй человека – не выдумка, а внутренняя реальность.

Итак, каждый исторически сложившийся народ (нация) принадлежит не к одной, а к трем большим человеческим общностям, как бы их ни называли: цивилизациями, суперэтносами, культурно-историческими типами или как-то иначе. Из этого следует в первую очередь то, что сама Европа вовсе не однородна. В ней как минимум три культурных типа: романский, германский и славянский. Далее, по месторазвитию (и значит – по народному духу) Европа тоже не едина. В ней как минимум два суперэтноса: островной (с его английской, ирландской, сицилийской и так далее разновидностями) и континентальный, строго полуостровной. Именно поэтому многие политики Англии заявляли, что у нее нет постоянных союзников, а есть постоянные интересы – островные. Кстати, вот этого и не мог понять Гитлер вследствие своего узко расового подхода к истории и геополитике.

Таким образом, мы имеем три круга «родственников»: по народному духу, или месторазвитию; по культуре (языку); наконец, по расе (мифологии, архетипам, в сакральном и социальном пространстве). Только с ними мы можем найти настоящее взаимопонимание в определенных сферах жизни. С прочими мы не только глубоко разделены по сути во всем, но и с трудом можем погасить вражду и неприязнь. «Запад есть Запад, Восток есть Восток» - говорил Р. Киплинг, и он по существу прав, если применить его слова к культурно-историческим типам, суперэтносам и цивилизациям. А если мы не можем по-настоящему понять представителей других цивилизаций, то тем более нельзя копировать их образ жизни, подражать им. Это всегда будет приводить к самым серьезным трудностям, срывам и, возможно, к полному краху. Но тем более мы должны ценить все то и всех тех, где и у кого мы можем встретить понимание, ощутить сочувствие, вместе испытать благоговение перед общими для нас святынями.

И потому важнейшая задача для народов близких цивилизаций, имеющих общее, по крайней мере, в каком-то из трех вышеназванных «измерений» и притом не потерявших своего национального лица – это укреплять свою близость, вместе продолжать свою национальную, государственную, культурную, сакральную, социально-экономическую жизнь.

Заключение

Когда человек верен смыслу истории, он испытывает особый приток жизненных сил – то, что мы наблюдали ранее у Петра Великого и его соратников, еще раньше – в период становления Московского государства по сравнению с его соперниками из Новгорода и других русских городов. Эти силы не просто помогают нам противостоять врагам и противникам, но и поднимают нас после срывов и неудач, придают даже робким и нерешительным людям смелость и стойкость.

Сознавать себя историческим оптимистом – великое дело. Между прочим, это одна из главных причин победы большевиков и их успехов в деле индустриализации страны в тридцатые годы. И сейчас наше дело правое, ибо за национализмом будущее, какой бы удручающей ни казалась современная ситуация в России. Главное – мы не должны прекращать усилий в борьбе за то, чтобы русский народ стал действительно русским (в этом и заключается настоящий смысл русификации), находить для достижения этой цели всех возможных союзников как среди российских, так и среди европейских народов. Почти с каждым из этих народов мы можем найти нечто сближающее нас, и потому жить в мире и согласии, не теряя своего своеобразия.

На современном этапе чрезвычайно важно, чтобы наша борьба была борьбою не столько против, сколько борьбою за!

За славяно-русскую культурную самобытность;

За государственно-территориальную целостность России-Евразии;

За сохранение арийско-русского сакрального пространства.

И в этой борьбе мы обретем подлинных союзников, которым тоже нужна наша помощь в их собственной борьбе за свою национальную идентичность, самобытность и неповторимость. При этом я не призываю забыть прошлое, игнорировать «двойные стандарты», характерные для отношения Запада к России, не замечать непонимания – все это еще долго будет мешать нашему сотрудничеству. Но вопреки этому мы должны воспитывать и обретать национальную комплиментарность в борьбе против наших общих врагов и недругов.

Наконец, между нами и Европой существует и еще одна общность, не данная в готовом виде, а возникающая в процессе исторического развития.

Все народы, выбравшие в начале своего исторического пути христианство, развиваются по одним законам, имеют существенно сходные этапы становления народного духа: идеократический (религиозный), государственный, имперский и теперь – националистический. Не столь важно то, что ни у нас, ни в Европе этого почти никто не сознает отчетливо. Это – историческая действительность, и разумение ее придет и заставит соответствовать ей; в противном случае история либо рассеет арийские народы по всему белу свету, либо превратит их в простой этнический материал для построения химерического «государственного образования», своего рода «неохазарии».

А чтобы этого не произошло конкретно с нашим народом, необходимо:

– окончательно избавиться от иллюзии «единого цивилизованного человечества», в котором нам уготована роль полуколониального сырьевого придатка;

– отказаться от реакционных устремлений назад в языческую Русь, в Московское царство (через земские соборы), в Российскую Империю (пусть и с патриархом вместо синода), в Союз Советских Социалистических Республик (пусть и без атеизма советской системы);

– отбросить все псевдорелигиозные химеры, которые навязывают нам лжеисторики типа Михаила Назарова (о том, что Россия – единственная христианская страна, удерживающая мир от прихода антихриста, как ранее СССР был «оплотом мира»)

– и сконцентрировать все свои усилия способности и таланты на национализации всех сторон общественной, государственной, религиозной и культурной жизни; на окончательной и бесповоротной русификации русского народа; на борьбе за торжество новых идеалов XXI века – идеалов Родины и Нации. И да будет так!

1. Для переживаемого сегодня переходного периода русской истории характерны три фазы: революционная, поисковая и созидательная. Последняя должна плавно перейти в новый этап становления народного духа, который, согласно моей концепции, является четвертым и завершающим.

К первой, разрушительной фазе относятся и те «новые» формы в искусстве, литературе, философии, которые называются декадансом, модернизмом, постмодернизмом. У них есть одно оправдание, да и то временное – разрушить застывшую, безжизненную культуру, выдающую себя за вечное, классическое. Первая фаза, если она не перейдет во вторую, может закончиться полным крахом или существенным истощением народных сил в попытках экспортировать социальную революцию (троцкизм) или взять на себя какие-то другие сверхнациональные «мировые» задачи, непосильные для одного народа. При этом возникает особый тип людей, которые ни на что, кроме разрушения, не способны. Хорошо, если такие люди покидают, как Че Гевара, свою страну. В противном случае инстинкт самосохранения нации требует их уничтожения или изоляции.

Крушение, развенчание, осмеяние «старых» ценностей, идеалов, добродетелей, разложение культуры, традиций – будут продолжаться и затрагивать все более глубокие пласты народного бытия. И будет все это происходить до тех пор, пока мы не услышим новое слово, пока не обретем новой руководящей идеи, пока не настроим (еще только настроим!) наши души на новый, великорусский лад во второй, поисковой фазе переходного периода.

Когда это коснется всех сфер жизни русского человека, начнется третья, созидательная фаза воплощения нового в жизнь, а именно, национализация всех сторон жизни и всех пластов бытия, или всеобщая и полная русификация русского человека.

2. Посмотрим на процесс национализации внимательнее, с учетом не только русской, но и европейской истории.

Нельзя сказать, чтобы национализации совсем не было раньше. Но это касалось Церкви, государства, культуры – и в значительно меньшей степени народа. Возьмем, к примеру, Реформацию. Главное в ней и действительно существенное – это отказ от власти римского первосвященника. Это был первый шаг к национализации Церкви. Конечно, нельзя и тут доходить до крайности, когда каждому народу предписывается иметь свою независимую Церковь; но для тех народов, которые развились до состояния нации, этот шаг совершенно необходим, и это вовсе не филетизм, а требование нового этапа исторического развития. К сожалению, германцы очень часто спешат, и они порвали не только с папизмом, но и с догматами, традициями и достижениями христианства, от которых отказываться нельзя.

У нас в России все прошло естественно и без потерь: собственное поставление высшей церковной иерархии, выработка собственного национального стиля в иконописи, церковной музыке, архитектуре. Происходило систематическое пополнение собора местных российских святых: московских, новгородских, псковских, ярославских, черниговских; обретение национальных типов святости в дополнение к уже существующим: страстотерпцы, юродивые; особое почитание Пресвятой Троицы, если назвать сейчас только самое существенное.

Современная национализация Церкви – это вовсе не пересмотр догматов, перевод богослужения на национальный язык (о чем пекутся «обновленцы» разного толка). Как раз догматы даны нам навечно. И так же надо вечно сохранять сакральное в Церкви: у нас это церковно-славянский язык; иконы, а не «религиозная живопись»; вся иерархическая структура священноначалия и монашества, и многое другое.

Современная национализация Церкви – это прекращение прозелитизма среди инославных христиан, это понимание исторической укорененности веры, ее «приживаемости» в том или ином народе – православия в России, католичества в Испании и так далее. Мы должны твердо придерживаться того принципа, что русский должен быть православным, испанец – католиком; а русский католик или православный испанец – это изменники своему народу. Назрело не объединение христианских церквей; целью должна стать комплиментарность всех христиан по отношению друг к другу, помощь в исповедании каждым своей веры.

В то же время новый этап обязывает нас быть более открытыми к ряду изменений, не затрагивающих существо традиции. Например, мы должны стремиться к возможно более частому созыву соборов, представляющих весь «церковный народ»: архиереев, священнослужителей, монахов, мирян; не исключен даже и выбор патриарха и всего синода на определенный срок. Возможен и пересмотр сложившихся взглядов на другие поместные Церкви. Была в истории Карфагенская Церковь, теперь ее нет на земле. Практически нет Константинопольской Патриархии, ибо Церковь не может существовать без мирян; иерархия должна быть с верующими, и если они покинули родные места, ставшие турецкими владениями, она должна была уйти вместе с ними, коль скоро не могла удержать их на родине.

В XXI веке грядет и кризис католической Церкви, поскольку она противится национализации. Высшая иерархия должна жить вместе со своим народом, а не на отдельной территории. И либо католики выйдут из-под власти пап, либо католицизм потеряет свою роль и свое место даже среди исторически католических народов.

3. Каждому периоду становления народного духа соответствует и своя форма государственности: княжества в Киевской Руси, царство в московский период, империя в петербургский. И в новый великорусский период нашей истории мы должны найти адекватную государственную форму власти. Будет ли это республика или что-то другое, пока неясно; но как самодержавие было русской формой монархии, так и русская республика (если она состоится) должна быть непохожей на европейские. Новая форма государственности должна благоприятствовать решению новых исторических задач, стоящих перед русским народом, способствовать утверждению новых идеалов и ценностей: Нации, Родины, верности народному духу.

Главной опорой власти в киевский период были удельные князья, в московский – бояре и затем дворяне. В имперский период возник служилый класс, чиновники всех рангов. Развившееся среди бояр местничество и непонимание особого первенства царской власти лишили их прежнего положения; отказ от обязательной службы дворян также существенно подорвал их позиции. Сейчас, если чиновники дискредитируют себя до конца, возникнет необходимость в новой и более широкой опоре для власти. Будут ли это военные, земцы, муниципалы, или появится какая-то новая сила (партия, движение, фронт) – они станут новым и долговечным оплотом власти лишь при условии национальной ориентированности, опоры на весь русский народ, ибо только тогда власть получит общенациональную поддержку, без которой она ничто.

4. Как следует понимать национализацию в культуре? Является ли она синонимом народности или означает нечто новое?

Грехопадение Адама и Евы затронуло всего человека, исказило его душу, ожесточило сердце, сделало его волю подверженной влияниям сил и духов зла. Каждый период становления народного духа есть очередной этап осознания самого себя, то есть «освоения» все более неведомых и потому в чем-то таинственных глубин души человека, искаженного грехом. Но именно в этой глубине таится новая красота, поэтичность, музыкальность и многое другое, что снова привяжет нас ко всему идеальному и возвышенному, истинному и прекрасному. «Заглядывая» все глубже и глубже в себя, мы находим там поначалу обезображенные картины того же Пикассо или «поэзию» Бурлюка и прочее в том же роде. Однако только обращение к этим глубинам высвобождает новые силы, придает нам новую жизненность, укрепляет волю и все мужественное и героическое в нашей душе. И в то же время несет нам более тонкое и глубокое постижение красоты и художественности, более разумное и системное понимание человека как такового. На фоне эпатажного, крикливого, уродливого это выглядит почти незаметным, неярким, неубедительным и требует от нас немалых усилий, чтобы избавиться, не в последнюю очередь, от старого, безжизненного, хотя все еще прекрасного академизма, мешающего восприятию нового в культуре. Поэтому так трудно шло признание Н.М. Рубцова и идет сегодня признание В.А. Гаврилина. Назову только эти два имени. Но по ним и им подобным мы можем настроить свою душу на более глубокое понимание своей русскости и всегда иметь их рядом как «камертон» для тонкой настройки души на великорусский лад.

Сейчас у меня нет возможности подробнее развивать эту тему. Поэтому ограничусь кратким выводом. Важно понять, в чем заключается новый этап народности в культуре и уяснить необходимость преодоления как модернизма, так и постмодернизма; на них нельзя остановиться, ибо не в них надо искать новое искусство, новую литературу, новую философию.

5. Руководящая идея четвертого периода становления народного духа овладевает в первую очередь простыми людьми, а не политическими лидерами и вождями; она преобразует рядовых граждан, наших единоверцев и соотечественников, в людей нового времени – в националистов, которые и привносят новое в Церковь, во власть, общество, культуру и так далее. Именно они становятся закваской нового во всем. Повторяю, не вожди и правители, как ранее святой Владимир и святая Ольга, московские князья и цари, Петр I и «птенцы гнезда петрова». Хотя при этом могут выдвинуться и новые национальные лидеры. Другими словами, это именно революция «снизу», и тут не надо «крестить» сверху, подтягивать общество, народ до себя, как делалось раньше, а надо, напротив, создавать, воспитывать вождей «снизу». И в этом отношении демократия, подлинная демократия, разумеется, может быть и благоприятна для нас, ибо ни монархия, ни коммунистическая власть не решились и не смогли начать процесс национализации. Коммунисты не стали у нас национал-большевиками, как, например, в Китае. Последний Государь, хотя и был спасен в революции 1905-1907 гг. движением снизу, черносотенными массами, в последующем если не совсем отказался от их поддержки, то не пошел по пути предания им большего политического веса; пошел по пути не национальной, а «либерально-капиталистической» демократизации, что верно почувствовал К. П. Победоносцев, добровольно уйдя в отставку.

6. Подведу итог. Нам, русским, брошен вызов – не как православным, государственникам, патриотам Отечества, «имперской нации», а именно как русским. Вызов брошен историей, и потому уклониться от него нельзя. И каждый русский человек должен спросить себя: принимает ли он лично и ответственно (то есть не Россия, народ, правительство или государство, а именно он сам) этот вызов или нет. Готов ли он на борьбу за свое русское достоинство, за свою русскую честь, образ жизни, культуру, образование, веру, за будущее своих детей и внуков. И если готов, если он и все мы принимаем этот вызов, то и должны мы действовать на том фронте, куда нас поставила судьба, используя те таланты, которыми одарил нас Бог. При этом мы должны сознавать важную особенность современного этапа становления народного духа. Заключается она в том, что мы должны в самих себе видеть главную созидательную силу настоящего и будущего, – а не в Церкви (и шире – православии), не в государстве или империи, не в Отечестве. Да, без них невозможно жить и действовать, но их одних уже недостаточно. Только так, личностно и сообща, то есть соборно, мы сможем вступить в новый исторический период нашей истории, а не «выпасть» из нее, не превратиться в этнический материал или не стать «бичами» истории, а то и её «крушителями».