Джон Мюллер
Демократия
Промоутерам демократии повезло: они впервые опробовали свой продукт в Англии и Америке; демократию стали ассоциировать с привлекательными станами, которые могли задавать моду и служить образцом по причинам, часто не связанным с самим институтом демократии.
Исламские страны воздерживаются от демократии не в силу культурных традиций или уровня экономического развития, а исключительно по воле их лидеров.
Большинство посткоммунистических стран Центральной и Восточной Европы, равно как и многочисленные новые демократии в других регионах, в общем и целом, завершили переход к новой системе: они уже являются полноценными демократиями. Иными словами, если исходить из двухвекового опыта, то, что существует в этих странах, и есть реальная демократия.
Преувеличенная оценка разного рода условий и предпосылок перехода к демократии может пробудить у граждан новых демократий надежду, что в будущем положение существенно изменится — в лучшую сторону. Таким образом, транзитологи не только распространяют ожидания, которым не суждено оправдаться, но и провоцируют пренебрежительное отношение к уже достигнутому, нежелательное ни с политической, ни, тем более, с экономической точек зрения.
Уровень демократичности в разных странах может колебаться, но попытки достичь полной «консолидации», по-видимому, вряд ли имеют смысл. Как показал опыт Чили 1973 года, самый «консолидированный» режим можно в любой момент свергнуть, если найдется достаточное количество энергичных и решительных антидемократов, многие из которых в свое время, возможно, были демократами.
Чтобы установить демократию там, где ее еще нет, и поддержать там, где она уже есть, нужен не столько определенный уровень экономического и социального развития, сколько решительный настрой правящей элиты на подражание образцовым демократиям.
Известны случаи, когда демократии возвращались к авторитаризму. Но это не значит, что демократия — хрупкая и нестабильная форма правления: при наличии достаточно сильной вооруженной оппозиции можно свергнуть любую власть. Нужно называть вещи своими именами. Между тем, мы нередко склонны считать свержение демократии свидетельством ее непрочности, а свержение одного диктатора другим — признаком устойчивости и стабильности режима.
