Капитализм, демократия и удобная бакалейная лавка Ральфа

Наконец, часто приходится слышать, что Война в Персидском заливе 1991 года велась прежде всего за нефть. Но если бы подобная экономическая цель действительно была главной, Саддам Хусейн немедленно отступил бы, как только стали очевидны экономический крах его страны и невозможность продать нефть, захваченную в Кувейте. И Джордж Буш (которым явно руководили общегуманистические побуждения и личная неприязнь к Хусейну) никогда не начал бы операцию ради нефти, поскольку к тому моменту проблема поставок уже была решена благодаря щедрым предложениям Саудовской Аравии и других стран и только угроза Буша начать войну держала нефтяные цены на высоком уровне|8.

У нас есть все основания заключит!., что если бы миром правили люди, для которых экономические мотивы действительно были главными, мировая история развивалась бы иначе (и в целом более благоприятно). Экономисты и их союзники выполняют исключительно важную задачу: помогают миру осознать приоритет экономического благосостояния перед эмоциями, сплошь и рядом экономически абсурдными |9.

Как показали в 1990 году Буш и Хусейн, и в наше время стремление к богатству — далеко не единственный мотивационный фактор. Желание Китая вернуть Тайвань или желание Южной Кореи воссоединиться с нищим Севером носит характер преимущественно идеалистический и ностальгический. Взрывоопасные и сопряженные с эскалацией насилия споры вокруг статуса Иерусалима тоже не имеют никакого экономического смысла. Даже трезвомыслящие, расчетливые канадцы предпочитают нести убыток, но не делать свою торговлю с США совершенно открытой, поскольку, как они опасаются, это может нанести ущерб канадской национальной идентичности. По словам одного бывшего канадского дипломата, противника расширения торговли с США, «Канада никогда не руководствовалась только экономическим здравым смыслом, и канадцам всегда приходилось платить экономическую цену за политическую и культурную идентичность» 20.

И тем не менее откровенное преследование чисто экономических интересов начинает повсеместно и без особых угрызений совести признаваться поведением желательным, благотворным и даже достойным уважения. Сейчас мы, по-видимому, достигли того этапа, когда экономическая мотивация приобретает гораздо более высокий статус, чем прежде. Например, президент Билл Клинтон, определяя свою политику в отношении Китая, решил, что в данном случае экономические соображения существенно важнее проблемы прав человека. Такой подход, разумеется, не устроил правозащитные организации, но в целом оказался политически верным.