Джон Мюллер
Интеллектуалы
Бизнесмены могут казаться людьми ограниченными, приземленными, недалекими и даже туповатыми, хотя обычно они понимают свой бизнес глубже и тоньше, чем средний интеллектуал понимает что-либо вообще. Успешный капиталист (о множестве неудачников обычно забывают) имеет гораздо больше денег, чем средний интеллектуал, и это обстоятельство нередко вызывает особую досаду. Кроме того, интеллектуалов уже давно раздражают видное общественное положение успешных бизнесменов и отношение к экономической деятельности, которая, по меткому замечанию Граньи, «больше не воспринимается как черная работа, предназначенная для класса, со времен Платона считавшегося морально ущербным именно за то, что он полезен и эффективен» .
Роберт Нозик подчеркивает, что в сложившейся ситуации отчасти виновата система образования. В учебных заведениях поощряют и вознаграждают интеллектуальные усилия, но не деловые качества и имеющие к ним отношение «социальную порядочность, устойчивое стремление удовлетворять пожелания, дружелюбие, умение побеждать и способность играть (или казаться играющим) по правилам». Поэтому, заключает он, когда интеллектуалы, особенно «словесных дел мастера», после завершения учебы вступают в реальное общество, они часто сталкиваются с тем, что их оценивают «существенно ниже» ожидаемого. Соответственно, недовольство этой несправедливостью они переносят на капиталистическую систему, которая «по своей природе безразлична к интеллектуальным достоинствам». (Впрочем, интеллектуалы нередко усваивают предубеждение против капитализма еще во время учебы — прежде, чем испытывают какую-либо недооценку со стороны общества.)
Любопытно, что антикапиталистическая ментальность порой заражает даже экономистов и тех, кто, казалось бы, должен защищать капитализм. Когда Джеймс Вильсон объявил о намерении читать в Школе менеджмента Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе курс «The Morality of Capitalism» («Этика капитализма»), некоторые коллеги по школе, вспоминает он, «смотрели на меня так, словно я собрался говорить о квадратуре круга или создании вечного двигателя». Адам Смит печально заметил, что «дух коммерции приводит к ограничению кругозора», в результате чего ум «теряет способность воспринимать возвышенное». А рассуждение Смита о «невидимой руке», благодаря которой «природный эгоизм и жадность», «суетные и ненасытные желания» служат на благо общества «ненамеренно и не сознавая этого», звучит довольно пренебрежительно и, как замечает Джордж Гилдер, «низводит предпринимателя до уровня слепого орудия желаний». Джон Мейнард Кейнс считал капиталистическую «одержимость деньгами» чем-то вроде «отвратительной болезни, одной из полукриминальных, полупатологических наклонностей, делающих человека пациентом специалистов по психическим расстройствам». Йозеф Шумпетер, вторя Смиту, утверждал (по всей видимости, ошибочно), что поскольку капитализм станет или уже стал удушающе бюрократизированным, «человеческая энергия отвернется от бизнеса» и «иные, неэкономические, цели будут привлекать ум и создавать возможности для риска». Наконец, Фрэнсис Фукуяма, еще недавно прославлявший триумф капитализма, предрекает, что этот успех повлечет за собой «очень грустное время», примечательное главным образом всепоглощающей скукой: «Борьба за признание, готовность рискнуть жизнью ради абстрактных целей, мировая идеологическая борьба, которая требовала мужества, смелости, воображения, идеализма, — все это уступит место экономической калькуляции, бесконечному решенчю технических проблем, заботе об окружающей среде и удовлетворению прихотливых запросов потребителя».
