Джон Мюллер
Крах советского коммунизма
А ведь совсем недавно многие были убеждены, что коммунизм, до последнего времени жестко контролировавший все свои приобретения, чрезвычайно устойчив. Так, в 1984 году (буквально накануне горбачевской эры) Хантингтон утверждал: «Вероятность демократических перемен в Восточной Европе близка к нулю», поскольку они принципиально возможны «лишь при условии, что Советский Союз будет кардинально ослаблен войной, внутренними потрясениями или экономическим крахом (ни одна из этих перспектив не представляется вероятной) либо перестанет (что столь же сомнительно) считать демократизацию Восточной Европы угрозой своим интересам»51. Советский Союз действительно ослаб, правда, не столь кардинально, но при этом стал опасаться демократии гораздо меньше.
Будущее демократии
После двух столетий распространения и усиления — со значительным ускорением после 1975 года — демократию, возможно, ожидает некоторое замедление развития. Как отмечают Ларри Даймонд и Чарлз Гати, народовластие до сих пор отсутствует, то есть не допускается авторитарными лидерами, в некоторых посткоммунистических странах, прежде всего в Азии52. Разумеется, нам известны случаи возвращения к авторитаризму. Но это не значит, что демократия — хрупкая система: любую власть можно свергнуть, если найдется достаточное количество решительных и вооруженных людей. Иными словами, устойчивость авторитарных режимов, очень уязвимых для всякого рода переворотов и контрпереворотов, по крайней мере, ничуть не лучше. Весь вопрос в том, какие критерии оценки используются. Когда свергают демократию, мы привычно говорим, что она провалилась, а когда одного диктатора свергает другой, мы склонны видеть в этом признак преемственности и стабильности режима.
Главное условие для установления демократии там, где ее пока нет, и поддержания там, где она уже есть, — не определенный уровень экономического и социального развития, а твердое намерение правящих элит подражать образцовым демократиям. Лидеры, скажем, Польши очень хотят присоединиться к Западу, и поскольку поддержание демократии — очевидная цена присоединения, они охотно ее заплатят. А лидеры, допустим, Туркменистана или Афганистана, вполне возможно, сочтут и подобную цель, и требуемую цену малопривлекательными.
